Когда царит измена…

Когда воры, лицемеры и предатели правят страной…
Когда над свободами насмехаются…

Когда царит измена…

Когда коррупция, разложение и несправедливость становятся системой правления…

И когда на рты надеты намордники…

Тогда не остается ничего, кроме того, что сделали Халид аль-Исламбули и его братья. Халид аль-Исламбули, копье народа, направленное в сердце измены, ропот гнева в мире покорности. Мученик, он останется вечным факелом во тьме молчания и трусости и гласом истины перед лицом тиранов и прогнивших диктатур, которые оскверняют этот мир.

Слава тебе за тот день, когда ты выпустил первую пулю в грудь деспота-предателя и опрокинул его трон, отомстив за Египет и за всю исламскую нацию.

Да снизойдет мир на тебя в тот день, когда, выполнив свой священный долг, ты пал мучеником, и твое последнее «прости» достигло самого сердца Земли…

«Великие» лишь потому «велики», что мы стоим на коленях.
Поднимемся же с колен! (Ахмед Рами. Отрывок из книги «Жить ради свободы»).
 

1C

Ахмед Рами:
Россия должна быть
Русским Православным государством.

''Русский Вестник'' неоднократно писал о том, какую угрозу представляет собой для России и для многих других стран воинствующий исламизм. Но, в соотве тствии со старым римским принципом, следует выслушать и другую сторону. И такая возможность у нас появилась. Нам согласился дать интервью хорошо известный во всей Европе представитель этого самого воинствующего исламизма, г-н Ахмед Рами.

Ахмед Рами —марокканский политический эмигрант, проживающий в Швеции. В свое время, увлеченный примером Насера, он пытался организовать в Марокко военный пере ворот и свернуть тамошнюю прозападную монархию, но потерпел неудачу и в 1973 году вынужден был эмигрировать в Швецию. В Стокгольме он имеет собственную радиостанцию, которую использует в качестве орудия борьбы с теми, кого он считает главными врагами Ислама, —с мировым сионизмом.

Вопрос: Сейчас в связи с войной в Чечне против России ополчились все —и Америка, и Европа, и мусульманский мир. Вы, господин Рами, так же относитесь к России?

Ответ: После того, как распался Советский Союз, международная еврейская мафия боялась, что в качестве противовеса мировой гегемонии США может сложиться новый союз —союз мусульманского мира с Россией. Я считаю, что конфликты в Боснии, Косове и Чечне были спровоцированы специально для того, чтобы помешать возникновению такого союза между Россией и мусульманским миром и разжечь конфликты, в которых не выигрывает ни одна из конфликтующих сторон. И весь мусульманский мир попался в устроенную ему ловушку. Ситуация очень напоминает мне бой быков: евреи и контролируемые ими СМИ выполняют роль матадора, который размахивает красной тряпкой ''исламской угрозы'', а Россия, как бык, бросается на нее, не понимая, что главная угроза исходит от матадора, а не от этой тряпки.
То же самое происходит и с мусульманским миром: воображаемого врага, Россию, он принимает за настоящего. В действительности же еврейские матадоры убивают нас всех. Я надеюсь, что Путин расправится с этими матадорами, я бы очень этого хотел. Пока же эти матадоры из еврейской мафии, всякие березовские, гусинские и др. сидят в Кремле. Это скандал и позор для России, что ее враги с помощью подвластных им СМИ, прежде всего телевидения, распространяют свою пропаганду на всю территорию Российской Федерации. При посредстве этих СМИ осуществляется оккупация России. В Югославии НАТО прежде всего разбомбило сербское телевидение, а Россию и бомбить не нужно.
В прежние времена связующим звеном между человеком и Небом были пророки. Сегодня же новая религия, новая Библия, все приходит с небес при посредстве телевизионных параболических антенн. Евреи, владея телевидением, манипулируют мозгами людей. К чему все ядерные вооружения России, если оккупированы мозги ее населения, если евреи будут по-прежнему господствовать в российских СМИ и заниматься промыванием мозгов? В результате в России создается такой интеллектуальный, политический и идеологический климат, что в конечном счете легитимным станет один лишь иудаизм —все будет иудаизировано. Евреям удалось оккупировать страны Запада, подчинить их своему политическому, интеллектуальному, культурному и идеологическому господству. Они господствуют в СМИ, в финансах, в издательском деле, в прессе. Сегодня евреи делают все, чтобы иудаизировать и оккупировать Россию так же, как США и Западную Европу.
Для России не допустить этого —вопрос жизни и смерти. Евреи работают во всем мире на то, чтобы создать в оккупированной ими Палестине чисто еврейское государство. И в то же время евреи отказывают русским в том, чтобы Россия была русским государством. Россия должна вновь стать русским, православным государством —это будет вполне законно. Я считаю, что в русском православном государстве евреям не было бы места на постах, стратегически важных для государства, как православным нет места в еврейском государстве.

Вопрос: Но ведь в России есть много и мусульман, есть целые мусульманские республики. Как с ними?

Ответ: Я говорю о будущем Русском государстве, а не о нынешней Российской Федерации, в которой много ''государств в государстве''. Я считаю законными лозунги ''Франция —французам'', ''Россия —русским'', ''Швеция —шведам'', ''Палестина —палестинцам'' и т.п. Иудаизм это единственный шовинистический, расистский национализм, который провозглашает лозунги ''Россия —евреям'', ''Франция — евреям'', ''США —евреям'' и т.д., провозглашает свое право на господство над другими странами. Евреи считают Израиль своим государством. Я уверен: если США освободятся от еврейской тирании, если Россия освободится от еврейской оккупации, тогда и мусульмане смогут освободить Палестину.

Вопрос: И все-таки какой Вы видите судьбу мусульманских республик в Российской Федерации?

Ответ: Если Россией будут управлять русские в интересах русских, то проблем между русскими и другими народами не будет. Сегодня главная проблема Российской Федерации заключается в том, что на протяжении всего коммунистического периода решения всегда принимались не русскими. Мы все знаем, что евреи, господствуя в США, злоупотребляют своей властью, они заставляют США вести политику в интересах Израиля и евреев, часто вопреки национальным интересам самих США. Но мы не знаем, каким образом Березовский завоевал свои нынешние позиции в Кремле. Ведь люди этого типа —это микробы, бактерии, которые размножились, пользуясь ослаблением иммунной системы русского национального организма.
Я считаю, что русский народ, Русская Православная Церковь — это самые дружественные мусульманскому миру силы. Между нами есть взаимные симпатии и нет неразрешимых проблем. Если у нас будет законная власть, представляющая интересы наших народов, —проблем не будет. Современные проблемы возникают вследствие того, что ни Россией, ни мусульманскими странами не управляют законные власти, которые представляли бы наши национальные интересы.
Я лично хотел бы, чтобы Путин оказался на высоте и сделал то, чего русский народ от него ждет. Путин имеет исключительную возможность избавить русский народ и русское государство от микробов, которые паразитируют на теле русской нации.
При современной ситуации в России евреи разлагают русскую нацию изнутри, так сказать, химическими, а не механическими средствами. Эпоха Ельцина это такой период в истории России, который должен быть вынесен за скобки. Я надеюсь, он закончится победой русских православных патриотов.
В 1917 году евреи устроили в России государственный переворот, именуемый большевистской революцией. Последствием этого переворота был геноцид русского народа.
Вся пропаганда евреев относительно холокоста имеет целью отвлечь внимание от массовых убийств и других преступлений, совершенных евреями против русского народа и других народов Восточной Европы в коммунистическую эпоху. Над теми, кто совершал эти преступления, следовало бы устроить такой же суд, как в Нюрнберге. Я читал в произведениях израильских авторов такие признания, что Октябрьский переворот был еврейской местью русским. Надо положить конец еврейской фальсификации истории. Преступления евреев против русского народа называют ''революцией''. А революцию против еврейского господства называют "погромом''. Русским историкам нужно приложить огромные усилия, чтобы переписать русскую историю ХХ века, целиком отбросив ее еврейскую версию.
Как мусульманин, я считаю, что всякая победа русского народа это победа мира, справедливости и стабильности в мире и одновременно —победа также для мусульманского мира. Еврейская власть это международная, всемирная власть. Все еврейские организации имеют всемирный характер. Всемирный еврейский конгресс, Бнай Брит и т.д. Противостоять им нужно на таком же уровне.
Евреи считают сегодня Россию главной угрозой своей тирании. Они пытаются создать международный союз против русского народа, они пытаются мобилизовать исламский мир против России. Сегодня мусульманский мир не является пока значительным военным фактором, но он имеет огромный стратегический, экономический и политический вес. Россия должна приложить усилия к тому, чтобы собрать вокруг себя как можно больше друзей.

Вопрос: Известна ли Вам книга французского геополитика Александра дель Валле ''Исламизм и США: союз против Европы''? (см.''Русский Вестник'', 1998, № 31—32). Согласно концепции этого автора, воинству - ющий исламизм является сегодня ударной силой американского империализма.

Ответ: Нет, я не читал эту книгу, но не согласен с ее концепцией. В действительности Ислам это единственная сила, отвергающая американский диктат. Антимусульманская пропаганда отбрасывает исламский мир в объятия США. Проблема всех стран бывшего коммунистического блока, как России, так и стран Восточной Европы, заключается в том, что у власти в них осталась та же самая коммунистическая номенклатура.
В России не было русской революции, в Сербии —сербской и т.д. У власти остались ''избранные'', которые смотрят на народы, которыми они управляют, как на стадо. Это враги собственных народов. Коммунизм это еврейское порождение. Всякий коммунизм, равно как и идея светского государства, имеет целью отделить Церковь от государства, чтобы открыть евреям путь к политической власти. В православном Кремле не было бы места для березовских. Для освобождения наших стран от еврейского господства нужно, чтобы Россия была православным государством, а мусульманские страны —исламскими.

Вопрос: В своей автобиографии ''Моя жизнь'' Вы пишете, что Ислам запрещает монархию. Поясните, пожалуйста, эту мысль.

Ответ: Если бы я был русским, я был бы православным националистом. Государство в христианских странах должно иметь христианскую легитимность, это единственный способ защитить государство от чуждого господства. В Марокко монархия, но это не спасает мою страну от власти евреев. Я не против монархии в России, если она будет основана на обычаях и фундаментальных ценностях русской нации —на Православии, русском национализме и русской культуре. Я считаю так: тот, кто понимает еврейский вопрос, —понимает все, а тот, кто его не понимает, —не понимает ничего. Это главное разделение, а не разделение на правых и левых, на Восток и Запад. Мы, мусульмане, различаем врагов и друзей по их позиции по главному для нас вопросу: отношению к еврейской оккупации Палестины.

Интервью взято 13 мая при посредстве сети Интернет. Задавал вопросы и переводил ответы А. М. ИВАНОВ.

Оригинал статьи в формате "Adobe Acrobat" возьмите здесь!

 

1D
неподкупные...

(Предисловие к немецкому изданию)

С Ахмедом Рами я познакомился в доме генерал-майора Отто Эрнста Ремера, которому тогда было 82 года, в андалузском городке Марбелья, где тот жил в изгнании.

Дружба и взаимное уважение, которые связывали этих двух столь разных людей, казались на первый взгляд непонятными: с одной стороны - пожилой немецкий офицер, участник второй мировой войны, отмеченный высшими наградами (рыцарским крестом с дубовыми листьями), одиннадцать раз раненный и проведший 48 дней в рукопашных боях, с другой - молодой бывший лейтенант танковых войск марокканской армии.

С одной стороны - немецкий профессиональный солдат, воспитанный в прусских традициях, который некогда подавил путч против главы его государства Адольфа Гитлера (20 июля 1944 г.), с другой - бывший лейтенант танковых войск Ахмед Рами, сын гордого, но очень бедного берберского шейха, который, будучи молодым офицером, посягал на жизнь главы своего государства, короля Марокко Хасана, как некогда Телль - на жизнь Ландфогта.

Однако при более близком знакомстве выяснилось, что эти два внешне столь разных человека удивительным образом похожи друг на друга: оба он были неподкупными идеалистами и не признавали материальных правил игры "общества западных ценностей". Рыцарственные, не поддающиеся никаким искушениям, они были готовы, подобно дон Кихоту, в любой момент выступить на защиту Добра и отдать жизнь за дело своего народа.

Действия обоих определялись твердыми понятиями о чести. Оба хотели служить своему народу, один в 1944, другой в 1972 году.

Ремер 20 июля 1944 г. понимал, что подавляющее большинство немецкого народа поддерживает Гитлера, т. е. его режим легитимен.

Ахмед Рами в 1972 г. был убежден, что король Марокко - марионетка французских колонизаторов и ЦРУ, что его режим - бессовестная тирания, что он правит против воли народа, следовательно, государственная власть нелегитимна.

Итак, один защищал главу своего государства от заговорщиков, другой составил заговор против главы своего государства, хотя должен был его защищать. Однако обоими двигал один и тот же мотив: любовь к Родине.

Вот первая из двух главных идей этой книги:

Бывают обстоятельства, которые освобождают солдата от присяги главе его государства и даже, наоборот, обязывают выступить против него, ибо солдат, как и любой другой гражданин, обязан, прежде всего, служить народу (народовластию, демократии), а исполнительной власти государства - лишь в той мере, в какой она получает легитимность от суверена, т. е. от народа.

Но если правительство выступает против народа, долг каждого - и солдата в первую очередь - оказать сопротивление.

Если режим действует в ущерб своему народу, если он хитростью и обманом мешает народу осуществлять свою власть, обкрадывает его, позволяет нарушать территориальную целостность страны или уничтожает народ иными средствами, армия данной страны обязана оказать сопротивление такому правительству. Если существуют подобные преступные режимы, военные должны энергично вмешаться и отдать под суд их руководителей.

А вот вторая главная идея этой книги:

В то время, когда американский мировой порядок объявил во всем мире войну праву народов на самоопределение и с помощью своей денежной системы и СМИ не дает народам Африки, Европы и Азии сделать этнические границы границами государств, мы, немцы, должны понять: мы не можем освободиться сами. Глобальной угрозе нациям и демократиям можно противостоять только в глобальном масштабе.

Права албанцев, тибетцев, хуту, тутси, апачей, эскимосов, австралийских аборигенов, курдов, армян, буров, банту, хорватов и сербов Боснии и палестинцев мы должны сделать нашим собственным, немецким делом. И другие народы, как наши естественные союзники, тоже сделают тогда немецкое дело своим.

Никогда ненависть, насилие и этнические чистки не были следствием признания права народов на самоопределение, они всегда были следствием его отрицания.

Ответственность за эту тотальную столетнюю войну против права народов на самоопределение и демократии следует возложить на Американскую империю (имеется в виду восточное побережье США), которая с помощью своей коварной однопартийной системы не только угнетает собственный народ, но и представляет собой смертельную угрозу для народов и их демократий во всем мире, потому что она управляет денежными потоками, располагает сетью СМИ и войсками для интервенции.

Эту опасность, которая по природе своей имеет глобальный характер, можно победить только противопоставив ей также глобальное объединение.

Белые, черные, желтые, красные люди - все должны соединиться в мировом масштабе против власти денег.

Где бы что ни происходило - нас все касается.

Борец за гражданские права и друг Германии из каменистых пустынь Атласа, который выступает как за право палестинцев на самоопределение, так и за свободу мнений в Германии, может стать учителем для нас, когда речь идет о заключении всемирного пакта против глобализаторов, поверх рас и религий.

Он всегда поднимал свой голос в защиту политических заключенных и преследуемых - Фориссона, Ремера, Валенди, Деккерта, Кемпера, Лашу и множества других.

Отметим его язык, простой и ясный, как язык Корана, источника, из которого он когда-то черпал знания, будучи пастушонком.

Выслушаем историю босоного мальчишки, который, выполняя свою миссию, пришел из ущелий Атласа в Касабланку, чтобы научиться читать. Выйдя из нищеты он стал неподкупным борцом за свободу и его голос в изгнании дает надежду его народу.

Герд ХОНЗИК, Мадрид, сентябрь 2001.

 

 

1F
 Ахмед Рами:
только исламисты могут ответить
на вызов
 

_____________________________________________________________________________________________

После 22 лет изгнания говорит участник двух попыток военного государственного переворота. Интервью, опубликованное в марокканской проправительственной газете «Марок-Эбдо» 1 сентября 1994 г. взял журналист Мустафа Тосса.
_____________________________________________________________________________________________

Ахмед Рами родился в 1946 г. в Тафрауте в Марокко. Окончил среднюю школу в Тизните на юге Марокко. С 1963 по 1966 г. преподавал арабский язык в Касабланке в лицее Мохаммеда V, лицее Фатимы Захры и нормальной учительской школе. В 1966 г. поступил в военную академию в Мекнесе, два года спустя был переведен в штаб танковых войск в казарме Мулай Исмаила в Рабате. Участвовал в двух попытках военного переворота в Марокко: в схиратском мятеже 1971 г. и в нападении на королевский Боинг в 1972 г. Проведя год в подполье, в 1973 г. уехал в Швецию, где получил политическое убежище и шведское гражданство.
 

Будучи раньше активистом ЮНФП (Национального союза народных сил), А. Рами представляется сегодня как исламист, но, как он говорит, он за «исламизм, выходящий за рамки споров о фольклоре и обрядах».
 

Будучи самоучкой, он опубликовал ряд работ на шведском языке о палестинской проблеме, государстве Израиль и конфликтных отношениях между мусульманами и евреями.
 

20 лет изменили Ахмеда Рами. Сегодня он верит в мирный политический диалог при условии, что «все свободы будут гарантированы в рамках правового государства».

_____________________________________________________________________________________________

 

М-Э: Как вы восприняли речь короля 8 июля 1994 г.? Почувствовали ли вы, что она касается и вас?

 

А. Р. Я привык верить делам, а не речам. Если за этими предложениями и инициативами не последуют конкретные действия, они останутся лишенными смысла. Конечно, меня касается все, что происходит в моей стране. Добавлю, что марокканское общество переживает сейчас решающий период своей истории. Что касается моего личного положения, то вы знаете, что я не такой же политический эмигрант как другие. Я участвовал, прямо или косвенно, в двух попытках государственного переворота в 70-х годах (нападении на королевский дворец в Схирате 10 июля 1971 г. и на самолет Хасана II 16 августа 1972), а ранее был активистом ЮНФП. Мой случай может рассматриваться только на уровне высшего военного командования.

 

М-Э: Можно ли в этих условиях представить себе ваше возвращение в Марокко и каким образом?
 

А. Р.: Мое возвращение в Марокко не является для меня срочной потребностью. Разумеется, мое самое горячее желание – получить возможность снова встретиться с родными: с матерью, с братом. Их никогда не трогали – надо отдать должное властям. Мой отец тихо умер у себя в Марокко два года назад. Когда я бежал, я не имел возможности увидеть его в последний раз.

 

М-Э: Решились бы вы вернуться в Марокко?
 

А. Р.: Если вы мне гарантируете мою безопасность и свободу высказывания моих мнений, я сяду на первый же самолет. Любая эмиграция – страдание, но это страдание не столько острое, когда эмигрант борется за осуществление своего идеала и своих убеждений.

 

М-Э: Судя по вашим словам, ваше возвращение в Марокко остается гипотетичным?
 

А. Р.: Повторяю, я не обычный политический эмигрант, мой случай может рассматриваться только высшим военным командованием, т. е. главой государства. Моя мечта – вернуться в свободное, правовое государство. Марокко, если его руководители этого захотят, может стать примером плавного и мирного перехода к демократии для всего арабо-мусульманского мира. Государственный переворот – худшее, что может произойти в стране. Я ни о чем не сожалею: время сделало свое дело. В ту эпоху гнет и коррупция были такими, что государственный переворот был единственным способом выразить свое недовольство. Во времена Уфкира мне было 25 лет, я был молод, нетерпелив, динамичен, пылок. Как большинство молодых людей моего поколения я хотел изменить мир. Каким образом? Одни пытались сделать это с помощью идеологии, другие, как я, – действием. Не забывайте, что я был солдатом, а армия – это «великий немой». В ней строго соблюдается долг.

 

М-Э: Было ли ваше решение прибегнуть к оружию хорошим?
 

А. Р.: Это было худшее из решений. Это признак слабости нашего общества, что пришлось прибегнуть к насилию. Но это было 22 года назад. Не заставляйте меня копаться в прошлом. Теперь для меня Ислам – новый моральный стимул.

 

М-Э: Но эти мнения вы могли бы выражать в рамках какой-нибудь марокканской политической партии.
 

А. Р.: Марокканские политические партии не представительны. Между ними как организациями и марокканским народом существует разрыв. К тому же, вы знаете, в Марокко до сих пор нет свободы основывать какую угодно политическую партию. Когда я говорю так, это не каприз с моей стороны, а констатация фактов. Проблема не в форме режима, а в его природе и намерениях. Современные политические партии – искусственные образования, неразрывно связанные с режимом, продуктами которого они являются и который использует их, чтобы скрывать свою истинную природу. Этому режиму – как и всем современным арабским режимам – не хватает легитимности. Это основная проблема. Дайте нам (и исламистам тоже) свободу слова, мнений и организаций, дайте нам настоящий политический плюрализм, дайте нам подлинную альтернативность – в любой форме – и называйте это как угодно. Можно найти подходящее арабское слово, а не пользоваться заемным словарем. Надо определить свободу и демократию как метод (правила политической игры, устанавливаемые конституцией), а не как содержание. Демократия это не идеология (политическая, экономическая или религиозная; Ислам – наша единственная религия и идеология), а нейтральный метод (вроде математических), необходимый для хорошего функционирования всех человеческих обществ, всех государств, всех политических, общественных и религиозных организаций и ассоциаций и для решения их проблем.


 

М-Э: Вы – политический эмигрант в Швеции. Расскажите нам о вашей деятельности в этой стране.

 

А. Р.: Исламист должен мыслить о глобальных масштабах, а действовать в местных. Когда я приехал в Швецию, я увидел, что нас, мусульман, здесь все время высмеивают. Я создал «Радио Ислам». Должен вам сказать, что по этому радио я никогда не очернял мою страну, – я считаю, что не следует выносить сор из избы. Темы передач, наряду с прочими, – палестинский вопрос, война в Персидском заливе и положение мусульман в мире. По палестинскому вопросу я вступил в прямой конфликт со шведским и мировым сионистским лобби. Я написал несколько книг по этим вопросам на шведском языке. Еврейскому лобби удалось добиться того, что меня приговорили к 6 месяцам тюрьмы, официально «за неуважение к еврейскому народу». Эта борьба велась не на равных.

 

М-Э: У вас хорошие отношения с иранскими властями.
 

А. Р.: Да, после моего процесса, который имел широкий отклик в СМИ, иранцы пригласили меня в Тегеран. Мое дело обсуждалось в Исламской республике Иран на самом высоком уровне. Иранский парламент обсуждал всю подноготную вынесенного мне приговора.

 

М-Э: Финансировал ли Иран вашу деятельность в Швеции?
 

А. Р.: Поверьте мне, если бы я взял хоть копейку у иранцев, еврейское лобби уже орало бы об этом на всех перекрестках. Но я никогда ни у кого ничего не брал. «Радио Ислам» финансируют его слушатели. Мои книги печатают известные шведские благотворители. Я выбрал этот путь, чтобы ни от кого не зависеть и сохранить за собой свободу слова и критики и, прежде всего, мое достоинство свободного мусульманина.

 

М-Э: Поддерживаете ли вы отношения с марокканскими исламистами?
 

А. Р.: Я поддерживаю связи с некоторыми из них, но я не принадлежу ни к одному движению.

 

М-Э: Что мешает вам примкнуть к тому или иному марокканскому исламистскому движению?
 

А. Р.: Мои контакты с ними позволяют мне быть в курсе их дел. Просвещенная и радикальная исламская революция – единственный путь к спасению нашей нации. Исламистские движения – наш единственный шанс осуществить эту революцию. Сегодня только они сопротивляются упадку и культурной оккупации. Но некоторым исламским движениям еще не удалось определить приоритеты, чем заняться в первую очередь. Как исламист, я борюсь за пробуждение и возрождение Ислама и за создание исламского государства не для того, чтобы власть досталась глупым фанатикам – как в Афганистане и Кувейте, – с их поверхностным фольклором и нетерпимостью, которые наносят вред Исламу. Некоторые из этих «исламистов» больше знают о VI веке, чем о ХХ. В действительности, главная цель Ислама – освобождение человека. В Исламе свобода это правило, а запрет – исключение. В идеальном исламском государстве, за которое я выступаю, главным принципом будет принцип свободы, гарантирующий плюрализм идей с ориентацией на Коран, Сунну, здравый смысл и иджтихаду. Исламистским движениям – я говорю это как исламист – все еще очень не хватает интеллигентных, просвещенных и компетентных политических кадров, способных синтезировать реальные исламские заботы с пониманием и решением проблем нашей эпохи. Единственное движение, которое, на мой взгляд, имеет такой костяк, это Хезболла в Ливане. Я трижды встречался с его духовным лидером Мохаммедом Хуссейном Фадлаллой, обладающим качествами великого просвещенного лидера. В Ливане существуют относительная демократия, плюрализм и свобода слова, благоприятствующие здоровому политическому развитию и появлению способных и компетентных руководителей, но эта ливанская демократия не с неба упала, это результат героической борьбы, Джихада. Свободу не даруют, ее завоевывают. Есть риск, что некоторые из движений, именующих себя «исламистскими», носят в самих себе те же болезни, против которых они якобы сражаются. В них легко могут внедряться «лидеры», шарлатаны и макиавеллисты, продукты существующих режимов, и, играя на необходимости тайных действий, навязанных глупыми диктатурами, оправдывать установление внутренней диктатуры в этих организациях. Чтобы избежать этого, надо установить в исламистских движениях внутреннюю демократию, т. е. плюрализм, гласность, альтернативные выборы руководителей, открытость, свободу, откровенные и свободные дебаты, чтобы определить разумные и эффективные правила политической игры (это уже сделано в некоторых мусульманских организациях, где таким способом выбирают бюро и председателя). Поэтому жизненно необходимо разрешить создавать исламистские политические партии и гарантировать им свободу самоорганизации и открытого развития. Из политической истории народов хорошо известно, что гнет и отсутствие свободы порождают диктатуру. Когда вам приходится работать в подполье, то не делает вас поборником правового государства и солдатом свободы. Современные диктатуры, по своей глупости, вынашивают завтрашние глупые диктатуры. Политические организации и партии, которые внутри себя не придерживаются демократических правил игры, неспособны установить свободу и демократию в своих странах.
Вернемся к главному: главный враг и смертельная опасность, грозящая непосредственно существованию нашей нации, это коррумпированные тиранические режимы в наших странах. Перед лицом нынешней катастрофической ситуации только исламисты могут ответить на вызов. Они и их организации будут становиться более зрелыми в процессе своей деятельности. Доказательством служит в целом очень положительный опыт исламской революции в Иране. Основанная на Исламе Исламская республика Иран с ее цивилизованной демократией – единственный сегодня представительный и легитимный режим в мусульманском мире.

 

М-Э: Есть ли у вас связи с другими марокканскими эмигрантами?
 

А. Р.: Я часто с ними встречаюсь. У меня дружеские отношения с Абдэльмумином Диури. В прошлом я встречался со Фкихом Басри, но у меня с ним расхождения по всем вопросам. Но мои связи с марокканцами не ограничиваются одними эмигрантами. Я несколько раз встречался с Абдеррахманом Юсуфи, которого я очень уважаю за его честность и прямоту.

 

М-Э: Какова ваша позиция по вопросу о Сахаре?
 

А. Р.: У меня в этом вопросе всегда была ясная и четкая позиция. Я разделяю мнение марокканского народа, что Сахара – вечная и неотъемлемая часть Марокко. Более того, я считаю, что Мавритания должна объединиться с Марокко.

Если бы я оставался в Марокко, я сражался бы бок о бок с моими товарищами за единство Марокко и мусульманских стран и за принадлежность Марокко наших сахарских провинций. После того, как я покинул Марокко, меня пригласил в Алжир президент Бумедьен. Меня приняли с большой помпой, и глава алжирского государства сказал мне: «Ты разбираешься в военных операциях» и предложил мне стать военным руководителем фронта Полисарио. Но я ответил: «Если бы я хотел стать государственной проституткой, я не покинул бы Марокко». Во время моих многочисленных зарубежных поездок я всегда отказывался участвовать в собраниях, на которых были представители наемников из Полисарио

 

1G

Предисловие автора              

В те времена, когда я, будучи офицером королевских вооруженных сил, регулярно мог наблюдать, что происходит за кулисами марокканской власти, я ежедневно переживал проблемы моей страны, и я был не единственным свидетелем. Все те, кто еще сохранил хоть какую-то мораль, от простых солдат до высших офицеров, становились в оппозицию личной власти короля Хасана II* после того, как они сами обнаруживали коррупцию и гнилость его режима. Военные мятежи, в которых я принимал участие, были выражением нашего возмущения разграблением национальных богатств королем и кликой паразитов, которая его окружала.

В отличие от западных государств, в Марокко редки ограбления банков, потому что известно, что сегодня самый надежный, самый быстрый и в принципе единственный путь к богатству в этой стране открывает участие во власти. Феодальная система, которая продолжает существовать в Марокко и в ХХ веке, возвысила всеобщую коррупцию до уровня системы правления. Король привязывает к себе господствующие элиты, угрожая разоблачением при малейшем неповиновении. С помощью тысячи соблазнов он старается нейтрализовать и сделать своими верноподданными ценных людей, которые иначе могли бы склониться к оппозиции.

Тиранический режим Хасана II не имеет никакой легитимности. Он не может сослаться ни на ислам (которым запрещает наследственную монархию), ни на принципы западной демократии. "Король - самое привилегированное из всех привилегированных лиц", - писал великий историк Тэн в XIX веке. Эта формулировка применима сегодня к Хасану II, режим которого служит только интересам неоколониализма и меньшинства привилегированных марокканцев. Последние купаются в неслыханной роскоши, приобретенной отнюдь не производительным трудом. Народ называет их просто "ворами".

Ахмед Рами, Стокгольм, 1989 г.

 

 
 

 

1H

Ахмед Рами:
Что такое Ислам?
Размышление об Исламе и исламском мире

Главные признаки арабского мира, из которого я происхожу, состоят в том, что он имеет совместные культурные корни и черпает из совместного наследства, а именно очень глубокого умственного мира, основанного на исламской религии.

Однако, играемая исламом роль имеет не только религиозный характер. Ведь ислам - это исторический фактор, внёсший решающий культурный и идеологический вклад в возникновение "арабо-исламской нации".

К этой "арабо-исламской нации", также называющейся "арабский мир", принадлежат нижеуказанные лица:

1. Те, кто говорит на одном из вариантов арабского языка и в то же время считает названный язык своим "природным" языком; это может и относиться к людям, которые не знают по-арабски, как например многие из берберов.
    

2. Те, кто считает, что его наследство - это история и культурные признаки того народа, который называет себя арабским и который и другие так называют. С 7-го столетия к этим культурным признакам принадлежит в первую очередь и мусульманская религия, представляющая собой в известной степени душу арабского характера.
    

3. Те, кто требует возврата своей арабской личности и её сознаёт.

Исламо-арабский мир составляется из народов тех стран, конституция которых обусловливает их принадлежность к этому миру или которые являются государствами-членами Лиги арабских стран и подписали её договоры. Суть исламской нации (мы, мусульмане, всегда употребляем этот термин единственном числе, хотя немусульманин скорее использовал бы множественное) - это мусульманская религия, образующая в то же время решающий источник вдохновения для политической идеологии этой нации. Несмотря на искусственные границы, все арабские страны представляют собой идеологическое и политическое объединение с совместной арабо-мусульманской цивилизацией.

В арабском мире Ислам считается не только божесвенным откровением, касающемся человека, земного шара и Бога, но и изысканным сокровищем, которым все арабы пользуются совместно. Даже арабы-христиане признают его как таковое и почитают пророка Магомета, так как он соединил арабов и пробудил их в духовном смысле. Ислам можно занести в разряд мирской религии, при условии, что слово "мирской" означает, что массы населения сознают свою ответственность за свою историю. В Корапне всё время подчёркивается, что очень нужно пробуждать среди народной общины сознание ответственности.

Арабо-мусульманский национализм имеет в общем-то революционное направление, потому что он должен и в оборонительном и в наступательном отношениях бороться с враждебными внешними обстоятельствами и с колониальным господством, независимо от того, имеет оно только капиталистический или же коммунистический характер. Таким образом, течения, возникающие из страстных желаний масс и образующие основу народной политической идеологии, подхватываются и направляются ав соответствующие русла, а также утончаются и разрабатываются в соответствии с Исламом, который характеризует слова и поступки правителей.

Нельзя называть сегодняшние арабские государства национальными государствами. Есть только одна исламская нация, а именно так называемая "УММА". Согласно сегодняшней арабской и исламской идеологии, единственное совершенно законное исламское государство- это то, которое охватывает совокупность исламской нации. Лояльность правоверного мусульманина относится гораздо скорее к идеальному государству, которое ещё не было создано, чем к существующему в действительности государству.

Согласно Корану, мусульманин обязан быть верен государству только при условии, что оно - законная политическая организация, которая основывается на настоящих исламских принципах и не признаёт НИКАКИХ ГРАНИЦ МЕЖДУ МУСУЛЬМАНАМИ. В противном случае преобладает угнетение ("ЗУЛЬМ"), оправдывая восстание, т.е. революцию. Исламские и арабские государства безнадёжно расколоты в настоящее время. Исходящая из религиозного исповедания сила ведёт к тому, что временный, и в основном незаконный, характер этих государств видится в ещё более ярком свете. Эта сила ослабляет лояльность правоверных по отношению к ним.

Все правящие в сегодняшнем арабском мире режимы незаконны, но лицемерными средствами всякого рода пытаются придать себе внешний вид исламской законности.

Кроме того, очень интересное явление состоит в том, что в теперешнее время можно наблюдать две вещи, которые, хотя они существуют с незапамятных времён, приобретают при сегодняшних обстоятельствах особое значение.Во-первых, замечается крайне большая политическая и социальная живость Ислама, и во-вторых, можно узнать, с какой целеустремлённостью Ислам за последнее время репетирует способ, которым он собирается снова войти в историю как субъект, а не как объект. При этом Ислам отказывается от устремлений придать себе модернистский вид и тоже считает, что не нужно оправдываться интеллектуальными обоснованиями, взятыми из чужих образов мыслей. Оправдание Ислама находится в самом Исламе, в собственных священных текстах.

Профессор Жак Берк подчеркивает следующее: " Ислам не может быть ничем иным, как средством распространения мысли об утопии, которая касается восстановления согласия между человеком и земным шаром... По-моему, сила исламского и арабского мира состоит не вего нефти, а в крепости его личности, или, иначе сказать, в крепости его подлинности. Если действительно хочется понять то, что в настоящее время происходит в исламском мире, то надо отбросить все взятые из социологических наук разряды, принуждающие нас думать в русле материалистических политических понятий.Зато нужно опять ввести в обиход основной фактор, а именно воображение, и так как Ислам подвергается коренной перемене, не следует ни вкоем случае упускать из виду тот факт, что дело идёт в первую очередь о культурной революции". Оказалось, что так называемый модернизм, принаряжается ли он восточными или западными перьями, - это не более чем подражание. Это только типичный образ культурной, умственной и экономической зависимости. Нельзя его оправдывать, и он безмерно обманчив. Невозможно понять мусульманскую революцию, если ранше не изучить и не постигнуть Ислам, являющийся её душой и народной идеологией.

Многие на Западе путают термины "мусульманин" и "араб". Например, иногда называют Иран арабским государством, но это конечно вздор. Мусульманину отнюдь не нужно быть арабом. Исламская нация ("УММА"), сложившаяся с 7-го века, основана преимущественно на арабской культуре, которая в свою очередь зиждится на Исламе.

Те относительно немногие этнические арабы, участвовавшие вначале в распространении Ислама, вскоре сливались в новые местные общества. То, что сегодня называется арабский мир, было создано Исламом, а не арабским колониализмом.

Арабский мир охватывает те исламские государства, в которых национальный язык- арабский. У других исламских государств, от Турции до Пакистана, от Ирана до Индонезии, свои собственные языки.

Приблизительно 200 миллионов арабов, живущих в государствах от Марокко до Ирака, - это только меньшинство в исламском мире, состоящем из миллиарда людей. Так как арабский - это язык Корана (молятся на этом языке), он для каждого мусульманина является священным писанием, не переводится на другие языки. Имеющиеся тем не менее переводы Корана считаются не священными текстами, а только толкованиями.

Каждый мусульманин должен читать Коран по-арабски и про себя и вслух. Коран - совершенно неизменённый подлинный текст, облечённый в письменную форму в 7-ом столетии западного летоисчисления. Конечно, мусульманину не обязательно нужно знать арабский язык. Например, моя мать не знает по-арабски. Она только изучила наизусть некоторые стихи из Корана - их ей хватает на чтение молитв.
 

1I

СО СЛАБЫМИ ЛЕГКО СПРАВИТЬСЯ!

Безнаказанная оккупация евреями Палестины на протяжении 50 лет и их политическое и экономическое господство во всем мире свидетельствуют о том, что в настоящее время силы добра и справедливости ужасно слабы.

Эта слабость явно провоцирует и усиливает аппетиты сил зла.

Мы – за мирное сосуществование.

 

Но, чтобы сосуществовать, нужно для начала существовать.

В мире, где господствует еврейский закон джунглей, нам отказывают в таком сосуществовании, которое мы хотим основать на Праве и моральных ценностях.

 

Палестинская трагедия, которую еврейские СМИ сегодня делают банальной, символизирует и заключает в себе всю нашу современную трагическую ситуацию и в масштабе мусульманского мира, и в мировом масштабе.

 

Весь мир фактически все больше превращается в одну большую Палестину, в которой господствует и которую терроризирует еврейская мафия.

 

Но еврейская оккупация Палестины это военная, механическая инфекция, на которую реагируют и которой сопротивляются иммунные системы организма, оккупированного общества. Мозги в данном случае не оккупированы.

 

Еврейская оккупация Запада – «химическая»: это рак или СПИД, который развивается после химической нейтрализации иммунных систем оккупированного организма. В этом случае поражены и мозги. К чему военные ударные силы, если оккупированы мозги? У кого СМИ, у того и политика, и культура, и мозги.

Но, несмотря на эту страшную еврейскую оккупацию, на Западе еще есть мужчины, женщины и свободные группы, которые повседневно ведут трудную и героическую политическую партизанскую войну за свободу, демократию и социальную справедливость.

 

Такие бойцы, как Роже Гароди и Луис Фаррахан, –  не исключение. Исламская революция не должна заблуждаться в вопросе о том, кто ее враг. Запад тоже не должен заблуждаться в вопросе о том, кто его враг. Еврейская мафия манипулирует Западом и использует его вразрез с его истинными интересами против мусульманского мира.

 

Еврейское господство зиждется на коррупции, хитрости, деньгах и на нашей слабости. Поэтому, если мы обретем силу, она станет слабостью Израиля.

 

На самом деле мы имеем конфликт не между Исламом и Западом (Запад сам оккупирован евреями), не между левыми и правыми и не между коммунизмом и капитализмом. Евреи стараются внедряться и господствовать везде, во всех режимах и системах, и захватывают власть через масонскую мафию.

 

Великий Сатана это не США, правительство которых на самом деле – всего лишь марионетка Израиля. Великий Сатана это Израиль, который манипулирует этой марионеткой. Мусульмане должны помочь американскому народу освободиться от еврейской оккупации. Ислам и мусульмане не против Запада. Ислам не против США.

 

Лживая еврейская пропаганда пытается уверить западное и международное общественное мнение, будто исламский мир представляет собой опасность для Запада, а Израиль – друг и союзник Запада. Израиль хочет уверить мировое общественное мнение, будто всякий, кто сопротивляется еврейской оккупации, – «террорист» и враг Запада. С помощью этой еврейской хитрости американцев заставляют делать за евреев грязную работу, а именно, вести и финансировать войны Израиля против Исламской нации в Палестине, в Ливане, в Персидском заливе против Ирака, Ирана, Пакистана, Судана, Индонезии и т. д.

 

В действительности, мы, бойцы мусульманского сопротивления, истинные друзья и союзники Запада в борьбе против расизма, варварства и  несправедливости, насаждаемых евреями и узаконенных этнократическим и расистским иудаизмом. Если священными ценностями, провозглашенными Западом, являются справедливость, свобода, мир и права человека, то одно существование бандитского, расистского государства Израиль это явный вызов всем ценностям человечества и гуманизма.

 

Со времени окончания колониальной эпохи у нас, мусульман, нет ни причин, ни желания, ни интереса, ни сил, чтобы вступать в конфликт или конфронтацию с Западом. У Запада тоже нет ни причин, ни интереса вступать в конфликт с мусульманским миром. Запад не заинтересован в том, чтобы поддерживать Израиль, этот последний архаичный реликт колониализма и апартеида, постыдный и скандальный анахронизм, ведущий свое происхождение по прямой линии – через иудаизм и его Библию («Ветхий Завет») – от варварских и расистских ценностей древности.

 

Противоестественная поддержка Западом Израиля это результат незаконной власти сионистской мафии, которая определяет внутреннюю и внешнюю политику всех западных стран. Эта еврейская власть возникла не в итоге нормального демократического процесса, а благодаря мафиозным пропагандистским и финансовым манипуляциям системой и общественным мнением на Западе.

 

Со стратегической и моральной точки зрения Запад заинтересован в поддержке справедливости в нынешней борьбе исламского сопротивления против еврейской оккупации.

 

США жертвуют своими истинными интересами ради интересов горстки мафиозных евреев и Израиля, которые оккупируют США и господствуют над ними. Еврейская оккупация Палестины и война в Персидском заливе – не в интересах США.

 

В США, как известно, еврейское лобби (политическая мафия) определяет и диктует американскую внешнюю политику, тогда как в Израиле нет никакого американского лобби, и никто не может утверждать, будто Израиль – марионетка США. Наоборот, американское правительство – настоящая марионетка Израиля. Это можно сказать почти обо всех западных государствах и «арабских» режимах, которые угнетают мусульманские народы и заключают союз с сионистским дьяволом, чтобы удержаться у власти при поддержке евреев.

 

Борьба идет между Добром и Злом, между справедливостью и несправедливостью, между еврейской оккупацией и сопротивлением этой оккупации, между правом и законом джунглей.

 

Еврейское внедрение и господство прямыми или косвенными методами в разной степени характерны для всех стран, всех народов, всех групп, всех политических партий, всех сект и даже всех религий.

 

Почти полное мировое господство СМИ, финансов и страшной мафиозной международной организации позволяют евреям манипулировать в своих интересах общественным мнением, политическими силами и идеологиями.

 

Мы считаем своим долгом поставить людей в известность, что эта мафия рискует привести мир к планетарной катастрофе.

 

Битва за завоевание христианства, начатая еще евреем «Святым Павлом» и продолженная рядом еврейских пап, похоже, сегодня выиграна евреями, ибо сегодня редко кто удивляется, что нынешним главой церкви во Франции является еврей (Люстижер).

 

Еврейская идеология породила иудаизм, который внушает евреям ненависть к их врагам (христианам и неевреям), и создала в дополнение к нему иудаизированное христианство, которое учит верующих любить врагов-евреев (читайте интересную книгу Израиля Шахака «Еврейская история – еврейская религия», опубликованную издательством «Ла Вьей Топ», Париж, 1996).

 

Сионистам удалось, – по крайней мере, на данный момент, – сделать из христианства своего троянского коня.

 

Выиграв битву против христианства, сионисты стремятся теперь подчинить себе «Ислам» ряда политических режимов в исламском мире.

 

Еврейская пропаганда пытается представить в качестве образца саудовский, иудаизированный «Ислам» и демонизировать Ислам партий сопротивления Хезболла и Хамас.

 

Еврейского протеже, короля Марокко Хасана II, облекают в одеяния «повелителя правоверных», поскольку он «управляем» (своим хозяином – советником евреем Андре Азулаем) в своей роли председателя Иерусалимского исламского комитета (какая еврейская ирония!).

 

Евреи, хозяева Белого дома, которые господствуют в США, объявляют своего протеже и марионетку, саудовского «короля» Фахда защитником Святых мест Ислама!

 

Израиль все чаще устраивает «мирные диалоги» между иудаизмом и Исламом. Капитуляцию перед еврейским диктатом называют при этом «мирным договором», а еврейскую оккупацию – «миром»!

 

«Фетвы» («религиозные» толкования) составляются, чтобы оправдать и узаконить капитуляцию перед евреями, по приказанию евреев шейхами – коллаборационистами, проститутками, которые бесстыдно и безнаказанно сотрудничают с оккупантами.

 

Раньше нас колонизировали, потому что нас можно было колонизировать. Сегодня нас оккупируют, потому что нас можно оккупировать. Если цена оккупации столь низка, то почему евреям, природным коммерсантам, ее не заплатить? Если евреям ничего не стоит постоянно устраивать покушения на Фориссона и других свободных французов, то что помешает им развязать террор во Франции?

 

Евреи это всего лишь микробы, которые пользуются слабостью нашей иммунной системы и заключают союз с элементами нашего разложения и нашей внутренней слабости: нашими предателями, нашими тиранами и нашими коррумпированными диктатурами. Угроза нашим крепостям исходит, прежде всего, изнутри. Евреи в своей тотальной (политической, культурной, экономической и идеологической) войне против нашей нации и против всего человечества используют ту же стратегию и те же тактические методы, которые они уже использовали при завоевании евреями власти на Западе и внутри христианской церкви.

 

Но в Исламе нет духовенства, папы и централизованных религиозных учреждений, которые облегчили бы воздействие на менталитет стада.

 

Осознавая эту трудность, еврейская пропаганда старается разделить Ислам на «умеренный» и «экстремистский».

 

Но разве это экстремизм, требовать соблюдения самых элементарных прав человека в Палестине, Алжире, Египте или Саудовской Аравии? Разве измена, коллаборационизм и капитуляция это «умеренность»?
 

У евреев и в Израиле нет ничего подобного Международному Красному кресту и Красному полумесяцу, организации для оказания помощи всем без различия расы или религии. Поскольку иудаизм это шовинистическая, ксенофобская, расистская и этнократическая идеология, замаскированная под «религию», то евреи, исповедующие эту «религию», действуют только в своих собственных целях и эгоистических интересах.

 

Мусульмане, будучи универсалистами, как и христиане, сражаются не за права одних мусульман, а за права человека. Их борьба это борьба всех свободных мужчин и женщин во всем мире.

 

Для мусульман, которые находятся сегодня на передовой линии фронта всемирной борьбы за свободу, справедливость и права человека, задачей является ведение борьбы одновременно и параллельно на нескольких фронтах.

 

Прежде всего, нужно возродить истинный Ислам, свободный, независимый и не загрязненный еврейской инфильтрацией или нашим внутренним разложением, Ислам свобод, а не запретов, Ислам освобождения и достоинства человека, терпимый Ислам, а не иудаизированный саудовский или американский «Ислам».

В Исламе свобода – правило, запрет – исключение.

 

Вечный Ислам это единственная фундаментальная религия, первая с тех пор, как Бог, как говорится в Коране, «вдохнул в человека Свой Дух» (Коран, XV, 29), со времен Адама и до наших дней. Нет западного Ислама, как нет Ислама Черной Африки, арабского, индийского или индонезийского Ислама, есть лишь Ислам, тот, что в Коране называется «сунной Бога», путем Бога, – это пророческое откровение, последнее послание пророка Мохаммеда.

 

Наша первая задача – засвидетельствовать нашу исламскую веру, живую в своей универсальности, а не защищать фольклор и отдельные традиции.

 

Пророк явился, чтобы напомнить всем людям изначальную религию: «Будь тверд в истинном «ханифе», исповедуемом изначальной, природной религией, которую Бог начертал в сердце каждого человека. Это вселенский и неотъемлемый дар Бога Его творениям. Такова истинная религия, но большинство людей этого не знает» (Коран, ХХХ, 30).

 

Пророк Мохаммед был послан Богом, чтобы подтвердить прежние послания, очистить их от исторических искажений и дополнить. Наша вера стала бы бедней, если бы мы объявили ее лучшей просто потому, что мы ничего не знаем обо всех других. Закрытость, замкнутость в себе, претенциозность и «самодостаточность» - таковы сегодня главные препятствия для проникновения света Ислама в немусульманский мир.

 

Суть всемирной миссии Ислама, общего знаменателя всех мировых религий и всей мудрости мира (в противоположность иудаизму, этнократической мафии, замаскированной под религию) заключена в учениях:

 

-      о трансцендентности и единственности Бога,

-        о сообществе людей и

-       об их ответственности.


 

Трансцендентность это:
1) Уверенность в том, что Бог один (таухид, единственность Бога): «Если бы существовали иные боги, кроме Бога, был бы хаос» (XXI, 22) и что он несоизмерим со всей человеческой реальностью.

 

2) Вера в то, что Он – Творец всей вещей и, следовательно, нам самим не управиться со своими делами «Твари не заботятся о своем пропитании. Однако Бог снабжает их их пищей, как и вас вашей» (XXIX, 60).

 

3) Из этого принципа единственности и из этого сознания нашей зависимости от Бога Творца (противоположность трансцендентности – самодостаточность) вытекает третий аспект веры в трансцендентность: признание абсолютных ценностей, которые выше эгоистических интересов личностей, групп и наций.

 

Сообщество
Второе откровение Ислама после трансцендентности Бога это сообщество (Умма). Принцип сообщества это противоположность индивидуализма, для которого человек (как индивидуум) это центр и мерило всех вещей. В исламской перспективе сообщества каждый осознает себя лично ответственным за всех других. Человечество едино, потому что един Бог, его Творец. Все люди – одного происхождения и созданы для одной цели. «Он создал вас из одного бытия» (VII, 189; IV, 1; XXXIX, 6).


Ответственность
Третье откровение Ислама, после трансцендентности и сообщества, – ответственность. Ислам – противоположность фатализма и покорности судьбе. Это постоянный призыв к сопротивлению любому гнету, потому что он исключает любую другую покорность кроме покорности воле Бога и делает человека ответственным за установление божественного порядка на земле.

 

Любая вещь в природе, подчиняющаяся закону Бога, – «мусульманка» («муслим» значит «покорный Богу»): камень в своем падении, дерево в своем росте, животное в своих инстинктах «покоряются» законам Бога: «Наш Господь – Тот, кто даровал каждой вещи ее форму и ее закон и направил ее к ее полному расцвету» (LXXXVII, 1-3).

 

Лишь один человек имеет страшную привилегию не повиноваться: «Мы предлагали это право («аль-амаана», свободу т. е. ответственность) небесам, земле и горам. Все они отказались, все дрожали от страха. Только человек согласился взвалить на себя это бремя» (XXXIII,72).

 

Если человек становится «мусульманином», т. е. если он безоговорочно следует призыву Бога, принимает Божественное руководство, то он, принеся эту высшую жертву, становится свободным и ответственным. Поэтому Бог заставил преклониться перед ним ангелов (II, 34), которые сами не могут не подчиниться. «Когда мы приказали ангелам пасть ниц перед Адамом, все подчинились» (II, 34, XV, 30).

 

Когда в Коране говорится: «Нет принуждения в делах веры» (II, 256), речь идет не только об исключении физического, военного или полицейского принуждения, но и внутреннего, духовного. Коран подчеркивает: «Истина исходит от вашего Господа; кто хочет, верит, кто хочет, не верит» (XVIII, 29). И еще Бог говорит: «Мы показали ему правильный путь, а он может принять его с признательностью или отказаться» (LXXVI, 3). Бог, говорит нам Коран, сделал человека своим «халифом» (заместителем) на земле. Но «халиф» это не пассивный исполнитель низшего ранга, а ответственный руководитель, уполномоченный принимать решения. И это дело каждого мусульманина, а не только некоторых. «Сражайся за дело Божье. Лишь ты сам отвечаешь за себя» (IV, 84). «Каждый человек – заложник того, что он приобрел» (LXXIV, 38).

 

Возглас: «Аллаху акбар!» делает относительными любую силу, любое богатство и любое знание. Перед этим кличем веры опускают оружие самые дерзкие армии.


 

Истины Ислама

Потребность в истинах Ислама становится сегодня очевидной вследствие духовного упадка Запада, вызванного оскверняющей иудаизацией общества и его ценностей.

 

Тысячи мужчин и женщин во всем мире, независимо от их веры, если они хотят лучшего будущего, осознают, что иудаизированная западная цивилизация, руководствующаяся еврейским меркантилизмом, обанкротилась, и если мы будем плыть по ее течению, оно принесет нас к планетарному самоубийству.

 

Каков баланс еврейского правления?

Ежегодно в мире 700 миллиардов долларов тратится на вооружение. Великие державы, руководимые еврейской мафией, накопили эквивалент более миллиона бомб типа той, что была сброшена на Хиросиму. В Хиросиме за один миг погибли 70.000 человек. Это значит, сегодня технически возможно «благодаря» этому оружию, изобретенному евреями, уничтожить 70 миллиардов человеческих существ, в десять с лишним раз больше, чем все население земного шара. Таков еврейский вклад в «цивилизацию»!

 

Впервые за три миллиона лет человеческой эпохи стало технически возможно уничтожить все следы жизни на земле. Забавно, что эту техническую возможность называют «прогрессом»! Еще более странно, что «миром» называется это нарушение «равновесия страха», это господство еврейского закона джунглей, иллюстрацией чего служит трагедия палестинского народа, который имел возможность на своей шкуре испытать, что такое «рах judaica» и еврейская «демократия»! Пользуясь своим господствующим положением на Западе, еврейская мафия ставит отношения Север-Юг на службу своим экономическим и финансовым интересам, а всемирная еврейская банковская система усиливает эксплуатацию. Иудаизированные таким образом отношения Север-Юг, установленные на основе безумного еврейского меркантилизма, привели к такому позору:

 

США, управляемые и оккупированные евреями, ограничивают производство зерна, а холодильники Европы не могут больше вместить излишки мяса и масла, в то время как в остальном мире от голода и недоедания умирают 80 млн. человек в год.

 

Задолженность стран т. н. Третьего мира (управляемого еврейской банковской системой) растет из года в год и разрыв все время увеличивается: Север становится все богаче, Юг – все бедней. После пяти веков безраздельной гегемонии иудаизированного Запада во всем мире нельзя себе представить ничего более разрушительного для планеты.

 

Глубинная причина этой политики Запада со времени его иудаизации, того, что он называет «Возрождением», т. е. после одновременного зарождения в Европе в XVI веке еврейского капитализма и его продукта, колониализма, – забвение веры в абсолютные ценности.

 

С тех пор, как общество не руководствуется больше в своих действиях абсолютными ценностями, возможны только конфликты эгоистических интересов по «Протоколам сионских мудрецов»: война всех против всех. Запад в этом погряз. Его настоящая религия – слепая вера в тайного еврейского бога. Чтобы превратить нас в «потребителей» продукции еврейских капиталистов, нужно производить все больше и все быстрей все равно, что: нужную, ненужную, вредную или даже смертельную продукцию, вроде вооружений, производство которых – самая «рентабельная» из отраслей. Этот тайный еврейский бог – жестокий бог: он требует человеческих жертв. Культ этого ложного бога отличает восхваление самодостаточности человека в противовес трансцендентности Бога и индивидуализма в противовес обществу. Индивидуализм – это возврат к еврейскому материализму. Это банкротство цивилизации породило культуру отчаяния. Лжепророки небытия и абсурда, изображающие этот хаос как неизбежный и вечный вместо того, чтобы попытаться преодолеть его, внушают нашей молодежи, что жизнь не имеет смысла. Но если жизнь не имеет смысла, то все дозволено, даже преступление.

 

Каковы созданные еврейскими СМИ кумиры нашей сегодняшней молодежи? Мы наблюдаем сегодня все виды животной борьбы между личностями, группами и нациями. «Равновесие страха» стало законом этих животных отношений между людьми на всех уровнях общественной жизни.

 

Отрицание смысла жизни и абсолютных ценностей привело к превращению науки и техники, замечательных средств на службе человеку, в самоцели. Нас пытаются уверить, будто наука и техника могут решить все наши проблемы, а те проблемы, которые не зависят от нас – любовь, красота, смысл жизни – не существуют.

 

Эта еврейская «религия средств», превращающая средства в самоцели, т. е. создающая лжебогов: науку, технику, нацию, деньги, секс, рост – породила новый политеизм и новые суеверия, превратив науку в сциентизм, технику – в технократию, а политику – в макиавеллизм, вдохновляемый «Протоколами сионских мудрецов».

 

Таким образом, главная проблема заключается в том, чтобы освободить человека в интеллектуальном, моральном, идеологическом и политическом плане от еврейского господства и вернуть ему его собственно человеческие измерения: веру в трансцендентность Бога, в человеческое сообщество и сознание нашей личной ответственности.

 

Ответственность Ислама

Сопротивление еврейской оккупации – дело не одних мусульман. Евреи господствуют не в одной Палестине, а во всем мире. Сопротивление этому господству необходимо организовать в мировом масштабе, в союзе со всеми силами, борющимися за свободу.

 

Ислам в настоящее время находится на передовой линии фронта борьбы против еврейского господства и может сегодня дать ответ на вопросы, возникающие в связи с крахом еврейской гегемонии на Западе, но это не означает, что он может сделать это в одиночку и что у него есть готовые решения всех проблем нашего времени.


 

Наоборот, распространению света Ислама в настоящее время мешают два главных внутренних препятствия:

 

а) Самодовольство, незнание других.

Ранний Ислам первого века Хиджры распространился менее чем за сто лет от Инда до Пиренеев не в результате военного завоевания, а, прежде всего, потому, что он сумел интегрировать все прежние великие культуры, творчески синтезировать их, и потому что миллионы верующих всех религий узнали себя в нем. Ислам может сегодня возобновить свое победное шествие только открыв себя для мудрости всех религий, которые он может сплотить перед лицом опасности уничтожения. Этим угрожает всем народам подавляющее и наглое мировое господство евреев.


 

б) Триумфализм.

Смертельно опасная претензия на то, что в Исламе есть готовые ответы, сформулированные тысячу лет назад его юристами и их традициями.

Когда говорят, что в Коране «ничто не пропущено», это значит, что он служит для нас «вечным руководством», указывает конечные и абсолютные цели наших действий, но это ни в коем случае не исключает право человека открывать в каждую эпоху, в постоянно меняющихся условиях, новые средства достижения этих целей.

 

Было бы унижением вечных истин сведение их к учреждениям или теориям прошлого, а также притязания на то, будто из Корана и Сунны можно извлечь готовую политэкономию, политическую конституцию или энциклопедию.

 

Откровения Ислама дают нам несравненно больше: цели, вечные и незыблемые принципы, которыми мы должны руководствоваться в нашей внутренней жизни и во всех наших личных и общественных действиях, вырабатывая в каждую эпоху, каждый раз снова обращаясь к ним, решения ее экономических, политических и культурных проблем.


Эти принципы таковы:

- В экономическом плане: Бог один владеет

- В политическом плане: Бог один повелевает

- В культурном плане: Бог один знает.

 

А) Бог один владеет.

«Все, что есть на небесах и на земле, принадлежит Богу», –  говорит Коран (II, 116, 284; III, 109 и т. д.).

Человеку, его «халифу» на земле, поручено управлять этой собственностью, следуя по пути, указанному Богом. Эта концепция противоположна концепции еврейского или римского права, которая определяет собственность как «право пользования и злоупотребления». Для мусульманина, наоборот, обязанности всегда выше прав.

 

Человек, управляя собственностью Бога, не может распоряжаться ею по своей воле: он не может уничтожить ее по своему капризу, он не может ее промотать, он не может оставить ее не оплодотворенной его трудом, он не может ее накапливать: «Объяви мучительную кару тем, кто копит золото и серебро, не жертвуя ничего на дело Божье» (IX, 34). Самое страшное проклятие в Коране направлено против богатого еврея Абу Лахаба и самого его богатства: «Да сгинут обе руки его и он сам» и да пожрет их адское пламя (Сура СXI).

 

Все предписания Корана, в частности «зякет», общественный налог на богатство как религиозная заповедь и запрет ростовщичества («риба»), т. е. любого увеличения богатства без труда на службе Богу, направлены на то, чтобы помешать накоплению богатства на одном полюсе общества и росту нищеты на другом.

 

Бог, согласно Корану, радикальным образом исключает любой общественный строй, при котором основой политической иерархии служат деньги. Наоборот, Он недвусмысленно говорит: «Когда мы хотим уничтожить город… мы отдаем власть в руки его богачей» (XVII, 16).


 

Б) Бог один повелевает.

Пророк создал в Медине общество совершенно нового типа, основанное не на крови и расе (как у евреев), не на обладании территорией, не на рыночных отношениях и даже не на общей культуре или истории, одним словом, ни на чем, связанном с прошлым, а общество, основанное исключительно на вере, на беспрекословном следовании призыву Бога.

 

Это сообщество открыто для всех, независимо от происхождения. Ничто так не противоречит духу этого мусульманского сообщества (Уммы), как господствующее на Западе еврейское понятие «национализма», т. е. рынка, охраняемого государством, для оправдания чего привлекается расовая, историческая или культурная мифология с целью превратить нацию в самоцель вразрез с идеей единства человечества (это частный случай единства Божия, таухида), основы всего исламского видения мира.

 

Аналогичным образом исламский принцип согласия («шура») требует, чтобы во всех областях и на всех уровнях вопросы согласовывались с членами сообщества, чтобы последние могли, под наблюдением Бога, участвовать в обсуждении и осуществлении решений, от которых зависит их судьба. Этот принцип исключает как любой деспотизм одного человека, класса или партии, так и любую форму чисто статистической демократии с делегированием и отчуждением полномочий.

 

Как и в экономике, нам предстоит открыть средства достижения этих целей и применения этих незыблемых принципов в условиях нашего общества, в борьбе против технократического позитивизма, еврейского политического макиавеллизма, архаичных и извращенных национализмов, неэквивалентного обмена, поляризации блоков и равновесия страха.


 

В) Бог один знает.

Мы не должны впадать в опустошающий триумфализм и в иллюзию, будто можно найти в прошлом, без умственных усилий и поисков, готовые экономические решения наших современных проблем или готовую политическую конституцию. Было бы ребячеством, превращать Коран в энциклопедию, избавляющую нас от необходимости вести напряженные научные и технические исследования, которые сделали исламский мир центром мировой культуры во времена Кордовского университета после огромных усилий по освоению всех великих культур прошлого, греческой и римской, персидской и индийской, согласно заповеди Ислама «искать знание вплоть до Китая», результатом чего стали оригинальный синтез и культура с ориентацией на веру.

 

Бог один владеет, Бог один повелевает. Здесь тот же основной принцип: Бог один знает. Это исключает фараоновские претензии на узурпацию Божьего всемогущества или иллюзии обладания законченным, абсолютным знанием вплоть до знания первопричин и конечных целей.

 

Пример мусульманского Кордовского университета Х-ХIII вв. является, с этой точки зрения, образцом, дух которого следует оживить, чтобы развивать в нашу эпоху такие науки, которые служили бы не уничтожению человека, а его процветанию на пути, предначертанном Богом.


 

Из этого Кордовского университета на три континента распространялась культура в ее наиболее цельной форме:

 

Наука как экспериментальный метод установления связей между вещами и цепи причин и следствий;

 

Мудрость как отражение смысла каждой вещи и ее отношений с Богом в гармоничном и едином мире, где жизнь имеет значение и цель;

 

Вера как признание того, что наука никогда не постигнет первопричины, а мудрость – конечной цели. Вера это знание наших пределов и наших постулатов, это разум без границ.


 

Такая концепция науки и техники позволила бы сегодня – и это делает ее актуальной – помешать науке и технике довести нас до планетарного самоубийства.

 

Как достичь возрождения Ислама?

Прежде всего, надо учиться читать Коран, Сунну Бога и Пророка, как сам Коран учит нас его читать.

 

Нельзя читать Коран и Сунну глазами умерших.

 

Бог продиктовал Коран. Он вдохновил Пророка. Но слушали его и толковали живые люди, религиозные деятели и юристы, принадлежавшие к определенной исторической эпохе. Нам надлежит изучать их с уважением, со всей нашей верой и с желанием разрешить по их примеру наши проблемы, не повторяя просто их формулы, а вдохновляясь методами, которые они применили для того, чтобы Ислам жил в новой Арабской империи, т. е. в исторических условиях, совершенно отличных от тех, в которых возникла Мединская община.

 

Мы не должны вносить раскол в ряды мусульман, принимая чью-либо сторону в спорах иных эпох. Те, кто сегодня противопоставляет суннитов шиитам,– враги и суннитов, и шиитов, враги всех мусульман, ибо существует лишь один Ислам.

 

Мы не должны принимать сторону какой-либо из юридических школ. Все они старались решить проблемы иных эпох и других народов. Они не ставили перед собой задачу решить наши проблемы; мы должны сделать это сами.

 

Пророк Мохаммед пришел с вечным, всемирным посланием, обращенным ко всем семействам Земли. В Коране говорится: «Воистину, твой Господь – всеведущий Творец» (XV, 86), «Тот, кто начал творение и начинает его снова» (XXVII, 64), «Живой»  (II, 255). Он обращается не к умершим: нам надлежит ответить на этот вечно живой призыв, не подражая иудаизированному Западу и не подражая прошлому.

 

Это подражание иудаизированному Западу, когда из более чем 6300 стихов Корана выделяют 220, посвященных законодательству, и трактуют их по методу еврейских юристов, т. е. воспринимают буквально как статьи закона и применяют механически, независимо от эпохи и обстоятельств.

 

Откровение Корана противоположно еврейскому праву, которое провозглашает абстрактные законы и путем силлогизма делает из них выводы, применимые к тому или иному конкретному случаю.

Откровение Корана дает нам конкретные примеры решения определенных исторических проблем на основе абсолютных ценностей, незыблемых и вечных принципов.

 

Бог говорит нам: «Мы предложили людям в этом Коране все виды примеров; может быть, они подумают над ними» (XXXIX, 27). Это «обдумывание примеров» не может быть механическими умозаключениями от причин к следствиям, а наоборот, восхождением от конкретного исторического примера к вечному, абсолютному началу, вдохновившему данное решение, и после «обдумывания» – нисхождение от этого начала к конкретному случаю, чтобы найти, по аналогии, решение новой исторической проблемы.

 

Вот, например, как решал Абу Ханифа проблемы общества, совершенно отличного от мединского,– централизованной монархии, которой не было в Хиджазе.

 

Этот гениальный юрист не дал увлечь себя дедуктивными методами еврейского права.

 

Эта позиция требует, чтобы за каждым предписанием Корана или Сунны люди видели его смысл, вдохновивший его принцип, и исторические условия, в которых оно применялось, а главное – чтобы они соотносили каждое из этих предписаний со всей совокупностью откровений Корана.

 

Так поступали Пророк, халифы и первые великие юристы: кроме буквального понимания стихов в отрыве от исторического контекста и от совокупности откровений Корана они знали также – и мы должны об этом помнить – что каждый стих Корана это нисхождение Вечного в историю.

 

«Отрубите руку вору», – гласит Коран (V, 38). Но халиф Омар ибн аль Хаттаб отменил эту кару во время голода.

 

Согласно одному хадису Пророка: «Бог отказывает в своем покровительстве общине, в которой есть хоть один голодный». Абу Дауд и Эн Насаи рассказывают, как один собственник требовал отрубить руку одному несчастному, который украл колоски с его поля, а Пророк сказал: «Этот человек был голоден, а ты его не накормил». И посланник Бога дал голодному меру зерна.

 

Ясно, что для Пророка, как и для Омара ибн аль Хаттаба, социальная справедливость была высшей исламской ценностью, нежели защита собственности.

 

Примечательно, что на протяжении всей истории и до наших дней привилегированные богачи и правители чаще ссылаются на стих Корана, в котором говорится, что вору надо отрубить руку, чем на суру 111, в которой также буквально говорится, что тому, кто накапливает богатства, надо отрубить обе руки.

 

Вполне законный призыв покончить с законами, навязанными оккупантами-колонизаторами, и ввести в действие шариат, дабы обрести подлинную исламскую самобытность, очень часто демагогически извращается этими привилегированными слоями.

 

Начинать применение шариата с санкций (до создания исламского общества и обеспечения социальной справедливости, чтобы никого не толкали на кражу нищета или зрелище кичливой роскоши паразитов) значит начинать с конца и под предлогом буквального применения Корана предавать его дух, а мы показали, как его понимали Пророк и Омар ибн аль Хаттаб, когда они наказывали не вора, которого подтолкнула нужда, а богатого, который его не накормил, не одел и не научил. Такое карикатурное применение шариата особенно трагично в нашу эпоху, когда воровство, «риба» и накопление богатств приняли гораздо более сложные и разнообразные формы, чем во времена мединской общины.

 

Богатство приобретается путем игры в ее современных вариантах, таких как коммерческая или биржевая спекуляция, или в результате нормального функционирования еврейской капиталистической системы, которая делает законным такое паразитирование на труде общества, т. е. кражу в крупных масштабах.

 

Применять буквально моральные предписания, сформулированные в эпоху, когда было легко определить вора, в такую эпоху, как наша, когда по этим критериям можно определить только мелких воришек, значит стать соучастником воровства, узаконенного обществом, основанном на еврейском ростовщичестве («риба»), каким является современное иудаизированное западное общество, и карать только самых обездоленных.

 

Применять исламский закон, шариат, значит применять Коран в целом в каждый момент общественной и личной жизни, т. е. совершать каждое действие с сознанием того, что оно совершается под взглядом Бога Живого, которого нельзя обмануть, идет ли речь о коммерческих операциях, личных отношениях или политических акциях.

 

Применять шариат значит не отрубать руки; это значит, что и личности, и государства должны 24 часа в сутки жить открыто перед Богом.

 

Исламский закон (шариат) можно применять только в исламском обществе, управляемом законным исламским государством, руководители которого свободно избраны народом и в котором властвуют свобода слова и прессы, плюрализм и права человека.

Нужно сначала создать исламское общество политической свободы, социальной справедливости и человеческого достоинства.

 

Требовать применения шариата при таких прогнивших, иудаизированных режимах, как режимы Хасана II или Фахда, – абсолютная глупость. Это попытка замаскировать еврейских марионеток, придав тираническим, разложившимся режимам видимость законности.

 

Бог дал нам в Коране высшую заповедь: «Для каждого из вас мы предписали божественный закон (шариат) и открытый путь (минхадж)» (V, 48).

 

Смело пойдем по этому открытому пути, чтобы этот божественный закон определял будущее, как определял он жизнь Пророка и просвещенных халифов.

 

Примечательно, что слово, которое в Коране обозначает божественный закон (шариат), происходит от слова «шира» – «путь к источнику».

 

Задача всех мусульман создать на этом пути по примеру пионеров Ислама «фикх» ХХ века, решая сегодняшние проблемы на основе наших вечных принципов, чтобы сделать это лучше, чем те, кто не хочет, чтобы ими руководил Бог. Этот закон – непрерывное творчество, пока жив Ислам.

 

Вернуться к истокам не значит идти в будущее задом наперед со взглядом, обращенным в прошлое; это значит, наоборот, ощутить живой трепет источника поверх веков комментариев, которые воздвигли стену между Посланием и нами.

 

Божественный закон, шариат, это не вода источника, загнившая в пруду, это прекрасный, сверкающий поток, который перетекает из века в век и орошает все новые берега.

Поток верен своему источнику, если он движется к морю.

 

Сохранять верность очагу предков это не значит хранить его пепел: надо поддерживать в нем огонь. Исповедание Ислама не должно ограничиваться несколькими моментами жизни: оно должно охватывать все действия. Современный упадок увел нас от исламского Послания, превратив обряды в самоцель и сделав лицемерие новой религией. Поэтому наша главная задача – возродить Ислам как весть об освобождении человека в противовес использованию формальных ритуалов в политических или идеологических целях.

 

Исповедание веры, молитва, зякет, пост и паломничество не должны становиться лицемерными обрядами, лишенными смысла, а возвращать жизнь мусульманина к ее истокам, быть стволом того дерева, ветвями и плодами которого являются все наши поступки в личной и общественной жизни.


 

Таким образом, вопрос о будущем мусульман можно выразить в очень простых и ясных словах:

 

Или мы пойдем в будущее задом наперед, с глазами, обращенными в прошлое, пережевывая комментарии и комментарии к комментариям по юридическим проблемам времен Омейядов и Аббасидов или мы докажем свою способность решить новые проблемы не в том направлении, которое ведет мир к смерти (как сегодня это делает мафиозный иудаизм), и Ислам возобновит свой победный полет, как в I веке Хиджры, когда он решил проблемы, созданные упадком двух империй, Византийской и Персидской.

 

Никакой сепаратизм, никакой традиционализм не должны закрывать универсализм Ислама и его миссию соединить людей всех верований ради спасения мира, дрейфующего сегодня к своей смерти.


 

Наши задачи
 

-     Перед лицом тотальной, военной, культурной, экономической и информационной войны, которую объявил и навязал нам преступный иудаизм, проводящий политику геноцида;

 

-    перед лицом конкретной и реальной еврейской оккупации Палестины и Запада, еврейского вызова и исходящей от него смертельной угрозы;

 

-   перед лицом сотрудничества наших правящих режимов с врагом и оккупантами.


 

нашими самыми неотложными задачами являются:

 

-   На внутреннем фронте: объединение и организация исламистского движения в единый фронт с целью свержения прогнивших диктатур. Единство и организация рождают силу, а сила, которую мы обретаем, станет слабостью оккупантов, диктаторов и предателей. Мы должны незамедлительно разработать проект исламского общества, в котором свобода будет определена как способ, а не как содержание, и в котором будет больше свобод, чем запретов.

 

-    Создать стратегический союз со всеми силами, движениями и отдельными лицами в мире, стоящими на антисионистских позициях, независимо от того, мусульмане они или нет. В современных условиях нет иных линий раздела кроме разделения на сионистов и антисионистов. Тот, кто еще не понял еврейского вопроса, не понял ничего. Тот, кто по невежеству, из-за оппортунизма или трусости не выступает за справедливость в нынешней борьбе против еврейского господства, тот прямо или косвенно служит силам Зла.

 

-  Разработать план ориентации научных исследований, определив в качестве приоритета не силу, наслаждение или рост, а расцвет человека.

 

-   Перед лицом общего разрушительного господства евреев над СМИ создать школу журналистов нового типа, а не политических проституток, чтобы пресса и телевидение отбирали «факты» не согласно еврейским коммерческим критериям (сенсации, эротика, насилие), а согласно исламским критериям прочтения знамений Божьих в истории, и с помощью этих журналистов нового типа, оторванных от дезинформации сионистских СМИ, господствующих на Западе и в прозападных арабских странах, создать Панисламское агентство печати.

 

-     Ввиду засорения наших университетов еврейской идеологией, импортированной с Запада, создать Исламский университет с целью возрождения руководящих принципов мусульманской мысли, которая никогда не отделяла науку от мудрости и от веры, чтобы она зажила новой жизнью и могла соответствовать потребностям культуры, от чего зависит сегодня не только будущее, но и выживание планеты Земля. Мы должны доказать таким образом нашу способность внести решающий вклад в решение проблем нашего времени. Мы обращаемся к людям всех верований, христианам, индуистам и гуманистам, сознающим, что человек не может быть самодостаточным существом, с призывом к сотрудничеству ради спасения мира от морального банкротства и смерти и возрождения в человеке сознания его божественного измерения.

 

-   Опубликовать сборник небольших работ, неразрывно сочетающих в себе научную строгость и несгибаемость веры, для конструктивной критики лженаук (в частности, искаженных политэкономии, истории и социологии, которые часто фальсифицируются в результате еврейских махинаций) путем разоблачения их основных постулатов и интеграции их достижений в перспективе нашей исламской концепции, никогда не абстрагируясь от трансцендентного измерения человека.

 

- Создать вокруг «Радио Ислам» исламскую сеть Интернет для объективной информации для противодействия постоянно ведущейся евреями кампании лжи и дезинформации, служащей интересом еврейской оккупации и еврейского господства.

1J.

Наша слабость

Мы должны знать, что сила Израиля это наша слабость. Режимы, которые находятся у власти в наших странах, похожи на трупы, наши «лидеры» - политически конченные люди. Вместо того чтобы достойно уйти, они цепляются за власть и пытаются утащить свои народы за собой в пропасть. Прежде всего, мы должны победить тиранию, упадок и коррупцию в наших собственных сердцах и в наших странах. Мы должны не сдаваться, а серьезно работать, чтобы создать экономические, политические, военные и социальные предпосылки для будущей победы Справедливости. Будущее принадлежит силам Ислама. «Хезболла», «Хамас» и «Джихад» - исламский ответ на сионистский вызов. Ислам начинался в VI веке как культурное и духовное движение против сверхдержав того времени. Военная сила Ислама выросла из его духовной силы. Сегодня капитуляция перед еврейской наглостью это не решение вопроса, а измена будущим поколениям. Если мы не можем победить сегодня, это не повод для пораженческих настроений. Худшее, что мы можем сделать, это капитулировать без сопротивления. Будущие поколения отвергнут любое насильственно навязанное «решение», любой несправедливый «мир» (капитуляцию). Единственное реальное решение палестинского вопроса – возвращение палестинского народа на его родину.

 

1K.

Кто нас обкрадывает

Есть крайне важные проблемы, которые мы без конца обсуждаем и слишком поздно осмелились взглянуть правде в лицо. В отличие от западных стран, в «мусульманских странах» грабеж банков не в моде. Воры с большим размахом знают сегодня, что самый надежный, самый быстрый и, по правде говоря, единственный источник обогащения в наших странах это власть. Для примера: феодальная система (махзен) – не имеющая ничего общего с Исламом – которую Хасан II сохраняет как анахронизм в Марокко на исходе ХХ века, делает всеобщую коррупцию системой правления. Режим Хасана II представляет собой смертельную угрозу для нашей страны, нашего народа и нашего будущего. Перед лицом этой угрозы у нас нет иного выхода, кроме радикальной, просвещенной, разумной, терпимой и освободительной исламской революции. В Исламе свобода – правило, запрет – исключение. Сегодня жизненно необходимо срочно создать Объединенный исламский фронт освобождения Марокко.

Великие лишь потому велики, что мы стоим на коленях: поднимемся же с колен!

01

 Моя родина      

На снимке со спутника горная цепь Антиатласа на юго-западе Марокко, где я родился, похожа на лунную поверхность. Это сплошная негостеприимная пустыня. Но картина меняется, если пройти вдоль путей, ведущих через глубокие долины между высокими горами, вершины которых достигают 3-х тыс. метров. Верхние части гор и высоких холмов скудны и неплодородны, ветры и дождевые потоки оставили здесь свои следы вплоть до долин, но по обеим сторонам пути путешественник увидит, что он пересекает древнюю земледельческую область. Здесь встречаются рощи миндальных и масличных деревьев и небольшие поля злаков.

Это свидетельствует о том, что здесь существовала древняя цивилизация, и что человек еще не совсем опустошил эту землю. Весной, когда белое великолепие цветущего миндаля резко выделяется на фоне земли цвета охры и когда после таяния снегов бурные потоки проламывают стены ущелий и устремляются на зеленые оазисы, глубокие долины Антиатласа удивительно красивы. Путешественник, пораженный этим видом, может предположить, что эта местность плодородна. Но, к сожалению, снимки со спутников не обманывают. Вся эта область сильно страдает от недостатка воды, и для действительно успешного сельского хозяйства нет никаких предпосылок.

За последние 30 лет климат постоянно ухудшался; промежутки между дождями становились все более долгими, а периоды засухи - все более длительными. Следствием этого были бедность и нищета. Результаты этого изменения климата наблюдаются на большей части Северной Африки, которая медленно, но верно превращается в пустыню. На юго-западе Марокко Антиатлас образует границу с Сахарой, и, как во всех пограничных областях, живущие там люди первые страдают, когда наступают плохие времена.

Правда, рост пустыни объясняется не только неумолимыми климатическими факторами. На протяжении столетий люди, жившие в долинах Антиатласа, сами постарались уменьшить возможности своего выживания. Пасущиеся стада лишили почву ее естественной защиты, а на склонах долин истощился чернозем.

В этих скудных областях люди никогда не могли жить тем, что давала им земля. Они издавна старались добывать средства к жизни за пределами своей области. Во время долгих засух и в годы катастроф большая часть населения вынуждена была бежать на север, на равнины вдоль атлантического побережья, где шансы на выживание были лучше.

Но даже во времена сравнительно хороших урожаев многие люди - исключительно мужчины - искали счастье на севере, оставляя дома свои семьи. Те, кто достаточно хорошо знал арабский язык, часто становились учителями религии (тулба). Они учили детей на севере читать и писать по-арабски и понимать Коран. Другие шли работать на рудники в Западном Алжире, после того, как французы начали добывать там минералы (полезные ископаемые). Но большинство из тех, кто ушел на север, осели в городах Северного Марокко и жили там мелкой торговлей.

К началу ХХ века миграция людей из горных областей Юга приняла такие размеры, что стала правилом. Те, кто остался в деревнях, составляли исключение. Уехавшие имели репутацию людей строгой морали, работящих и хозяйственных.

Накануне Второй мировой войны в городах Севера можно было жить примерно также хорошо, как жили крестьяне и скотоводы на юге, но десять лет спустя торговля на Севере оттеснила сельское хозяйство Юга на второй план. Относительное благосостояние, которое сегодня можно встретить в деревнях, исключительно импортного происхождения.

Людей из описанных мною областей называют "сусси" (множеств. число "суасса") от названия реки Сусс, которая течет между горными цепями Высокого Атласа и Антиатласа и впадает в океан к югу от Агадира. Но когда марокканцы говорят о "суасса" вообще, они имеют в виду не жителей плодородной долины этой реки, а этническую группу, которая живет в горах Антиатласа.

Тысячи суасса, которые столь успешно занялись торговлей в больших городах, происходят из области вокруг Тафрауте и из племен, деревни которых расположены на склонах величественной горы Джебель Лкист высотой 2800 м, которая господствует над этой частью Антиатласа.

Под этой горой с севера на юг тянется долина шириной всего несколько километров и длиной в две мили. Здесь есть, хотя и в ограниченном объеме, природные предпосылки для сельского хозяйства и оседлой жизни. Деревни расположены вблизи от водопадов, которые низвергаются с гор. У воды жители построили террасы для посева злаков, для миндальных деревьев и олив. Но сегодня, когда сельское хозяйство заброшено, деревни покинуты, стоят лишь одинокие дома, а поля человек снова отдал природе.

Семь племен этой местности насчитывают в общей сложности 80 тыс. душ. Два соседних племени особенно прославились своей ловкостью и успехом в области торговли. Одно из них - племя тахала, к которому я принадлежу.

Каждое из этих семи племен основано на родственных связях. Их социальные и культурные основы очень сходны. Вместе они образуют самобытное, географически замкнутое целое. Собирательное название этих племен - "аммельн".

На нижней ступени мы находим общности, которые основаны на близком родстве и кровных связях. Эти общности называют племенами, но, пожалуй, правильнее называть их кланами, на берберском языке "афус", что значит "рука".

Племя тахала и есть такой "афус". Сегодня оно живет к юго-западу от горы Джебель Лкист. Его административный центр - Тафрауте. Когда мой прадед Рами правил племенем тахала, оно называлось "Айт Рами". Рами означает на арабском языке "стрелок", а на берберском - мужчина. Арабское слово "Айт" означает "семью". Когда мой дед Муса Ухму стал вождем племени, племя стало называться Айт Муса.

Моего деда выбрали вождем потому что он был смелым человеком и хорошим стрелком. Его убил негр-киллер. Убийство произошло на рыночной площади Тахалы, в 5 км от нашей деревни. Это было неслыханной дерзостью, так как традиция запрещала убивать человека на рынке.

За этим преступлением стояло враждебное племя, которое не нашло иного способа убрать его с пути как нанять киллера, который трусливо застрелил его сзади. Моего деда предупредили, но он не хотел прослыть трусом и поэтому пошел на "сук" (рынок). На следующий день после убийства наши люди встретили киллера на большом рынке (сук Ларбфа в десяти километрах от моей родной деревни) и застрелили его. Так мой дед был отомщен.

Среди суасса кровная месть в XIX и начале XX века была обычным делом. Причиной частых походов с целью мести были конфликты, возникавшие в условиях, когда все большему числу людей приходилось жить при все более скудных урожаях. Но кровная месть была также результатом примитивного, но эффективного правового порядка, который существует в изолированных обществах. Тот, кто убивает человека, должен поплатиться за это собственной жизнью. За отсутствием власти различные семьи и кланы мстят за причиненную несправедливость своими силами. Они опираются при этом на обычаи и правила, передаваемые из поколения в поколение.

Если происходит убийство и убийца известен, он должен покинуть страну. Тогда семья жертвы не может мстить семье убийцы. Но пятеро близких убитого могут письменно объявить себя мстителями; тогда они имеют право разыскать злодея и убить его. Если им это удается, изгнание из страны им не угрожает. Если убийство было не умышленным, убийца может заплатить семье убитого виру. Иногда племя даже миловало убийцу, когда убийство было умышленным.

Конечно, бывали случаи, когда убийца оставался неизвестным. В таких случаях, если кого-либо подозревали в преступлении, его кровные родственники могли поклясться в его невиновности. В одних случаях, в невиновности подозреваемого клялись пять членов афуса, в других 12 или даже 25. Если речь шла об убийстве, требовалось не менее 50-ти поручителей. Ими могли быть только члены собственного афуса подозреваемого. Обычно клятва произносилась на могиле какого-нибудь святого в присутствии муллы с Кораном в руке.

Афус был социальной группировкой, лучше всего приспособленной для решения внутренних споров. Он включал в себя до 50-ти семей. В одной и той же деревне могли жить несколько афусов. Каждый афус и каждая деревня выбирали вождя, как правило, пожилого человека и обычно пожизненно.

При конфликтах этот вождь выступал в роли посредника. Если кто-нибудь выпускал своих коз пастись на поля соседа, или происходила кража, или возникал спор из-за прав на воду, то "анфгур" старался уладить ссору. Анфгуром называли выборного представителя анфуса в деревенском совете (джамфа).

Племя в целом тоже выбирало вождя (анфлуса). Его задачи были такими же, только на более высоком уровне. Каждое племя имело свои правила. Они назывались "лух", что буквально означает "кусок дерева", и точно расписывали, как карается каждое преступление, и даже определяли правила торговли на рынке. Анфлус должен был следить за соблюдением луха. Все имело свою цену, даже увечья. Если кому-нибудь наносили рану, то человек среднего роста измерял эту рану своими пальцами, и штраф за нанесенную рану измерялся числом пальцев.

Правила и обычаи такого рода определяли жизнь в деревнях суасса. Они выработались в результате изолированного существования в горах на протяжении многих поколений. Никто не знает, когда в горах Антиатласа появились первые берберы. Неизвестно также, когда этот народ начал заселять Северную Африку. Его история окутана мифами и легендами, и нельзя точно установить, откуда они перешли в незапамятные времена.

Греки, а позже римляне называли этот народа "берберами". Так греки называли всех, кто не говорил по-гречески и таким образом находился вне эллинской цивилизации. Сами берберы называли себя "шлех" и "амазиг" (мн. число амазигн), что означает "свободные люди". Когда арабы в конце VII века пришли в Марокко, эту страну населяли берберы.

На равнинах и в городах Марокко арабы создали первые базы ислама. Население этих зон заимствовало арабский язык, сначала как язык религии, а позже как разговорный.

В горах возникающее государство встретило самое яростное сопротивление. Там, как и в пустыне, обращение в ислам произошло легче, чем восприятие арабского языка и городского образа жизни. Удивительно, но многие знаменитые борцы ислама, которые сражались против коррупции в городах за обновленный, революционный ислам, происходили из кочевников Сахары или полукочевых горных племен.

Хамитоязычные берберы и семитоязычные арабы; арабизированное городское население и полукочевые горные берберы, которые в разные времена года то уходят с полей на пастбища, то опять возвращаются на поля: таково население Марокко. Эту страну можно сравнить с полуостровом. С одной стороны ее омывает Атлантический океан, с другой - Средиземное море, с третьей ее окружают пустыни и горы.

Однажды эта страна вышла из изоляции и насадила свою мавританскую цивилизацию в Испании, но через несколько веков оттуда пришлось снова уйти и вернуться в изоляцию.

Марокко - западный аванпост исламского мира. Племена из оазисов Сахары, фанатичные кочевники, основывали здесь одну династию за другой. Дольше, чем какая-либо другая страна в Северной Африке, Марокко оставалось вне европейской цивилизации.

Но однажды в 1907 году французская морская пехота высадилась у бедной рыбацкой деревушки под названием Анфа. Теперь это место называется Касабланка и насчитывает 4 млн. жителей. Марокко это страна, большую часть которой занимают горы и пустыни. Кажется, что время течет здесь медленней, чем в остальном мире.

Колесо истории начало крутиться быстрей в 1912 г. Французы и испанцы начали тогда завоевание Марокко. Свою систему разграбления этой страны они назвали "протекторатом".

Коррумпированные города и равнины стали легкой добычей французских войск, но прошло 20 лет, прежде чем они "замирили" и подчинили горцев Антиатласа. Причина этого заключалась, с одной стороны, в непроходимости местности, с другой - в неустрашимости горцев. Ислам пришел с Востока, чтобы освободить людей; колониализм пришел из Европы, чтобы поработить их экономически, культурно и политически.

В середине 40-х годов французская армия построила первую дорогу между Тафрауте и Тизнитом. После этого мужчины из Сусса начали в больших количествах мигрировать в Касабланку, вследствие чего она непомерно разрослась.

 

 

02

Первые годы жизни           

Когда я появился на свет, мои родители были крестьянами, но сельского хозяйства не хватало для того, чтобы обеспечить новому поколению достойное существование, поэтому мой отец Мбарек бен Муса тоже отправился в Касабланку. Я не знаю, в каком году это было, и не знаю, был ли он дома, когда я родился.

Место моего рождения - деревня Дуар Айт-Мар на землях племени тахала недалеко от Тафрауте в Антиатласе. По-видимому, я родился в 1946 г., но это не точно. Если бы мою мать Фатиму спросили сегодня о дате, она не смогла бы ответить. Она неграмотная и у нее никогда в жизни не было календаря. В тех местах важно только время года, зима или лето, каждое время года возвращается, его не надо датировать. Для моей матери время круговорот, а не поступательное движение. Если хотят точнее определить какой-либо момент, его связывают со значительным событием, оставшимся в памяти людей, эпидемией или природной катастрофой.

То, что моя мать не умела ни читать, ни писать обычно для марокканских женщин. Она никогда в жизни не покидала родные места, ее мир кончается за ближайшей горой и включает в себя ее деревню, соседнюю деревню и племя.

Как только я достаточно окреп, я стал помогать моей матери работать в поле. У меня был старший брат, который вместе с моим отцом уехал в Касабланку. То, что люди в моей деревне хотели иметь много детей, объясняется, прежде всего тем, что им нужно было как можно больше рабочей силы для работы в поле. Дети были их опорой в старости.

Моя мать родила восьмерых детей. Первым родился Мохаммед, потом девочка по имени Хлиджа, но она заболела и умерла. У нас в деревне не было ни больницы, ни врача, ни медсестры. Не было их и в Тафрауте и вообще нигде во всей округе.

Я был третьим ребенком. За мной родились Абдалла, Лахсен, Али, а потом еще двое детей, Брахим и Мустафа, но они умерли. Трое моих младших братьев живут сегодня в Касабланке. Мохаммед умер в 1977 году. Когда мне было примерно четыре года, мать послала меня в школу, где учились читать и писать по-арабски. В каждой деревне была мечеть и был "фких", учитель религии, который знал достаточно, чтобы преподавать основы чтения и письма. Он также отвечал за мечеть, которая была не только местом молитвы, но и школой для детей, где учили наизусть Коран, а также учились читать и писать.

Наш фких Сиди Сулейман был не из нашей деревни, а совсем из другой местности, потому что у нас не было ни одного человека, который мог бы учить арабскому языку. Он писал письма для жителей нашей деревни, в том числе те, которые моя мать посылала отцу в Касабланку, и читал ответные письма.

Он также преподавал и толковал Коран и исламскую религию. Ислам не знает сословия священников. Слово "фких" означает просто грамотного человека, который служит в мечети учителем и имамом. Имам это тот, кто руководит молитвой. Им может быть любой мусульманин. Каждый, кто имеет образование, тот и фких.

В деревне жили 40 семей. Каждый день учитель обедал в одной из них; они кормили его по очереди. Он входил в дом лишь в том случае, если муж был дома; в противном случае женщина готовила для него тарелку еды, которую ему потом передавали.

Итак, как я уже сказал, однажды моя мать послала меня к нему. Я понятия не имел, как там себя вести, я просто пришел к учителю и сказал ему, что я новый ученик. Он зло посмотрел на меня: "Катись, - сказал он. - Твое место в поле. Ты не создал для того, чтобы учиться читать и писать и изучать священный Коран".

Позже я узнал, что он был таким злым, потому что я не принес ему подарка. Я тоже был зол и опечален и задумал, как рассказала мне моя мать позже, план мести. Когда снова наступил день, когда пришла очередь моей семье кормить учителя, моя мать послала меня с пакетом в мечеть.

Обычно это делалось так: в дверь стучали, после чего учитель высовывал руку и брал тарелку не глядя, т. к. еду ему обычно приносили женщины. По пути в мечеть я выбросил еду из тарелки и заменил ее навозом. Учитель пришел в ярость и запустил мне в след тарелкой, когда я поспешно убегал. Это вызвало в деревне огромный скандал.

Если бы меня взяли в школу, я бы подружился с другими детьми, но вместо этого мне пришлось работать в поле.

В детстве мне некогда было играть, т. к. нужно было вставать рано утром, чтобы приготовить еду и накормить животных. У нас были тогда одна корова и одна овца.

У меня никогда не было игрушек, кроме одного случая. Когда мой отец однажды рыл колодец возле нашего дома, я видел, как он это делает. Он использовал при этом молоток и ручной бур. Потом он набивал отверстие порохом и еще вставлял фитиль. Как-то раз, когда я был дома один, я оделся так же, как мой отец, только я заложил порох и фитиль под большой камень. Взрыв был слышен во всей деревне. Насколько я помню, это был единственный раз, когда я играл.

Наша деревня была очень бедной, но обеспечивала себя. Люди выращивали все необходимое для жизни и не знали голода. Все занимались тяжким трудом. Климат в тех местах неблагоприятный, и уже тогда ощущалась нехватка воды.

Хотя люди добывали себе хлеб в поте лица, они были свободными и обладали достоинством и гордостью независимых людей. Нищих и воров не было, преступности тоже. Все принадлежали к одному племени, чужаков в деревне не было. Браки заключались между жителями одной и той же или соседней деревни, но не с чужаками.

На жизнь деревенских жителей очень сильно влияла религия. Ислам давал людям ответы на все главные вопросы жизни. Если кто-нибудь нерегулярно молился, об этом знала вся деревня. Такое небрежение там до сих пор считается позором.

Секуляризованная светская власть со времени прихода французов имела своим центром Тафрауте, резиденцию капитана, который представлял колониальные власти. От моей деревни до Тафрауте было 17 км; туда вела через долину тропинка, дороги еще не было. По прямой между ними не более 5 км. Каждую среду в Тафрауте устраивался сук, т. е. базар. Но мы ездили туда редко, т. к. в Тахале, которая была вдвое ближе, базары были по воскресеньям.

Такие базары играли также важную общественную роль. Там встречались не только для того, чтобы заключать сделки. В эти дни каждый одевался в свою лучшую одежду, т. к. приезжали люди из других мест.

Люди болтали о политике, обменивались новостями и пересказывали слухи. На одном таком базаре в 1956 году мой отец был выбран "шейком" (главой племени). У нас, берберов, это звание не передается автоматически от отца к сыну.

Итак, новый шейк был избран. Мой отец сражался против французов, в Касабланке он заинтересовался политикой и в 1953 году стал членом партии независимости Истикляль. Поэтому люди в деревне его уважали. Он был выбран почти единогласно и стал вождем племени, который на берберском языке называется "амгар". Жители деревни стали называть меня с тех "бен шейк", т. е. сын шейка. Благодаря этому мой отец стал также представителем центральной власти племени, когда Марокко обрело независимость.

Как и всеми берберскими деревнями, нашей управляла "джамфа". Это группа из 12-ти выбранных жителями деревни людей, своего рода совет, они встречались от случая к случаю и обсуждали положение в деревне. Формальных заседаний не было. В принципе любой мужчина мог участвовать в этих встречах, но в большинстве это были старые почтенные люди.

Возрасту придавалось очень большое значение. Обычно обсуждали практические вопросы, например, нужно ли вместе строить мост или когда начинать жатву. Земля, которая принадлежала крестьянину не всегда представляла собой цельный участок, часть ее могла быть в одном месте, часть в другом, и важно было правильно определить момент посева и жатвы.

Мой отец участвовал в войне против французов, которая длилась 25 лет. Он был участником последней битвы при Айт Абдалла в 1934 году. Французы нас тогда победили. Позже они построили в Тафрауте военную базу.

Разочарование наших бойцов было, разумеется, беспредельным. Вся наша борьба была подчинена принципам ислама. Это был своего рода "джихад". Это слово обозначает обязанность мусульманина бороться против несправедливости. На Западе этот термин обычно понимают неправильно. Думают, он означает "священную войну", но это упрощенное объяснение. Это слово происходит от глагола джахада (прилагать усилия). Джихад - обязанность мусульманина. Это борьба против зла и несправедливости, не "священная война", как полагают на Западе, а война за справедливость, защита которой - религиозный долг мусульманина.

Принцип справедливости - основа ислама. Он требует от каждого стремиться к ней. Различают "большой" и "малый" джихад. Большой джихад - это борьба против зла в нас самих. Малый джихад - это борьба против зла вне нас, в обществе или в мире.

Когда французы вторглись в нашу страну, им был объявлен малый джихад. Но зло и несправедливость восторжествовали. Для всех наших людей это было неописуемым разочарованием, самой страшной катастрофой. Но народ не сдался, а продолжал сопротивление. Ислам придавал ему силу, как позже афганским борцам против советских войск, а сегодня - палестинцам.

Колониализм, которому мы противостояли, был лишь частью колониальной системы, которая довлела надо всем исламским миром и продолжает жить и сегодня в разных формах: косвенно - в Марокко, непосредственно - в Палестине и Ливане.

В 1936  году один фких, т. е. религиозный вождь, предпринял с 1000 людей атаку на французский гарнизон в горах Атласа. «Бог будет на нашей стороне, - сказал он, - нам не надо оружия». Французы, конечно, перестреляли многих нападавших и многих взяли в плен. Тогда народ понял, что с захватчиками нельзя бороться голыми руками.

У нас было тогда только старое оружие: ножи, мечи, несколько старинных ружей. Противник же располагал самым современным арсеналом вооружений. Западная технология одержала победу над нашей отсталостью, не над нашей верой и нашими идеалами.

Превосходство Израиля и западного мира опирается именно на это технологическое превосходство над исламским миром и третьим миром вообще.

До прихода французов 12 человек, из которых стояла джамфа, решали все правовые вопросы в деревне, ислам содержит прецеденты и правила для любой ситуации. Когда эти люди принимали решение, оно передавалось по деревне из уст в уста. Ничего не записывалось. В данном случае можно говорить о своего рода прямой демократии свободных людей, характерной для берберских обществ.

Пока деревни были изолированными и не было центральной власти, эта система работала. После того, как пришли французы, деревенский совет, джамфа, вынужден был ограничиться лишь чисто практическими повседневными вопросами, в то время как действительная власть принадлежала французам, которые сами стали решать все важные юридические вопросы. Это вызвало недовольство среди берберов, которые восприняли это вмешательство как противоречие законам ислама. Теперь колониальные власти решали гражданские и семейные проблемы, которые были чрезвычайно важными для деревенских жителей и подоплеки которых французы не знали.

Жителям деревни не нравилось также, что французы пытались стравливать берберов и арабов. В Марокко есть противоречия между сельским и городским населением, но не между берберами и арабами. Для среднего марокканца "араб" и "мусульманин" это синонимы. Для него совершенно непонятно, как можно быть арабом, не будучи одновременно мусульманином. Коран нельзя переводить и нельзя молиться на берберском языке. Арабский язык это язык Корана и, следовательно, священный язык. Когда моя мать видит на полу бумагу с арабскими письменами, она пугается, потому что священный язык не должен валяться в грязи. Для нее "араб" то же самое, что "мусульманин".

Такого явления, как организованная коррупция, в наших местах до колониальных времен не было. Конечно, бывали несправедливости, но мы устраняли их сами, и если кто делая другому зло, он в худшем случае мог быть за это убит. На этом основан принцип кровной мести: если ты убил человека, ты должен поплатиться за это собственной жизнью.

Оккупационные власти использовали предателей, которые делали все, что хотели, не опасаясь кары. Несправедливости и коррупцию покрывали новые законы, государство и полиция. До колонизации царил порядок, позже он сменился своего рода организованной анархией. Определенные люди могли убивать, красть, бесстыдно злоупотреблять своей властью и делать все, что хотят, не опасаясь кары. На их стороне были "закон" и государственная власть.

Раньше мы все были примерно одинаково бедными, теперь же благодаря коррупции и торговле в городах некоторые разбогатели, вследствие чего увеличилась пропасть между бедными и богатыми. Примером может служить один нувориш по имени Будхар, который в начале 50-х годов жил в Тахале. Он накопил путем спекуляций огромные суммы денег, участвовал во всевозможных аферах и подарил французскому военному коменданту шикарный автомобиль. В благодарность за это он получил разрешение делать под защитой французских военных властей все, что ему заблагорассудится.

Когда я пишу эту книгу (1989 г.), этот человек еще жив. Он делает то же, что и раньше, только теперь он состоит на службе у властей "нового", формально независимого Марокко. Французы перед своим уходом передали власть клике предателей, которая сегодня правит страной. Мы ненавидим таких предателей, как упомянутый Будхар.

После того, как французы выиграли войну, мы редко видели их чиновников в лицо. В нашей местности жил только один французский офицер, военный комендант оккупационной армии в Тафрауте, которые одновременно выполнял функции губернатора и командира батальона марокканских наемников.

После проигранной 25-летней войны народ устал. Возобладали пессимизм, уныние и отчаяние, и предатели воспользовались этими настроениями. На султана, которому покровительствовали колониальные власти, народ смотрел как на предателя.

Французы, конечно, хорошо знали, что наши горные области изолированы и самостоятельны и имеют мало общего с остальной прогнившей частью страны. Они захотели воспользоваться этой ситуацией в своих интересах и подключить берберов к французской культурной экспансии. Французы решили создать "правильные" французские школы и объявили обязательным школьное обучение всех детей.

За этим крылось намерение обучить берберских детей французскому языку и таким образом создать разрыв между франкоязычными берберами сельских местностей и арабо-язычным населением городов, а также разрыв между старшим поколением берберов и их обученными французскому языку детьми. Во времена моего детства у нас в деревне кроме фкиха не было никого, кто знал бы арабский язык.

Когда французы где-то в 1951 или 1952 году построили в Тафрауте школу, это вызвало ужас. Быстро распространился слух, что французы хотят украсть детей. Под этим, конечно, имелось в виду, что они хотят вызвать их культурное отчуждение от родителей, но многие понимали так, что французы буквально хотят отобрать детей у родителей.

Поэтому однажды ночью моя мать тайно отправилась со мной в путь. Я помню, как я сидел на ее плечах и волосы на ее затылке щекотали мне ноги (женщины имели обычай брить затылок).

Под покровом тьмы моя мать унесла меня в другую деревню, в 8 км от нашей. Оттуда ходил автобус на Касабланку. Она отправила меня в путь с одним другом моего отца, т. к. уже на следующий день должны были начаться занятия во французской школе.

Я был не единственным ребенком, которого таким образом тайно унесли из деревни. Во многих соседних деревнях происходило то же самое, т. к. люди не хотели посылать своих детей во французскую школу.

Так я впервые попал в Касабланку. Вместо того чтобы учиться в школе, мне пришлось маленьким ребенком работать у моего отца. Это было в 1952 г. Мне было тогда 5 или 6 лет.

Когда первые французские солдаты были посланы в Марокко, чтобы основать там "протекторат", они высадились у рыбацкой деревушки Анфа на атлантическом побережье страны. 60 лет спустя эта рыбацкая деревушка превратилась в 4-й по величине город африканского континента. В 1968 г. каждый 10-й марокканец жил в Касабланке, быстро растущем мегаполисе, который, как и многие другие большие города Третьего мира, буквально всасывает сельское население.

Таким образом - Касабланка, молодой город, не похожий ни на один другой в Марокко. Он имеет свой особый характер. Центр, где расположены большие отели и офисы, похож на любой другой средиземноморский город; в нем мало истинно марокканского. Образ города формируют 10- и 15-этажные дома, построенные во время экономического подъема после Второй мировой войны.

Сегодня мимо этих домов идет широкая Улица Королевских вооруженных сил, которая доходит до площади Мохаммеда V (раньше она называлась Плас де Франс). С другой стороны большого рынка находится старый город (по-арабски Медина). Когда пришли французы, там жили примерно 20 тысяч человек. Сегодня, 70 лет спустя на той же площади теснятся 3 млн. жителей.

Сначала город расширялся от Плас де Франс во всех направлениях. Европейцы жили в центре. Округ Мафриф в колониальные времена населяли, главным образом, испанцы. В 1930 г. марокканцам разрешили селиться в новом "европейском" квартале, Новой Медине, число жителей которого возросло к 1960 году до 185 тыс.

Большинство жителей этого нового квартала принадлежало к марокканскому среднему классу, включающему в себя почти всех марокканцев, которые получают плату за свою работу: рабочих, государственных чиновников, служащих, учителей, а также владельцев лавок. В этих кварталах возникли и нашли своих первых сторонников националистические движения.

Может быть, французы думали, когда строили Новую Медину, что они смогут таким образом изолировать туземцев от живущих в центре европейцев, но эти расчеты не оправдались. Когда эти кварталы стали цитаделью городской герильи, французским властям стоило больших усилий проникнуть в опорные пункты сопротивления.

Еще большей головной болью стал для французов быстрый, нелегальный и неконтролируемый рост трущоб на окраинах города. Эти кварталы бедноты возникли в 20-х годах, а в 30-х годах они разрослись, как раковая опухоль. Французы называют такие поселки "бидонвилями", т. к. главным строительным материалом там служат консервные банки, которые расплющивают, а потом делают из них стены и крыши. Две самых больших трущобы Касабланки - Карри Юрес (1959:59 тыс. жителей) и Бен Мсик (1959:97 тыс. жителей).

Другие кварталы бедноты вырастают из земли как грибы повсюду, где владельцы земли готовы сдавать ее в аренду или где новые поселенцы находят незастроенную территорию. Городские власти никогда юридически не признавали эти поселения и поэтому ни один обитатель жестяной хижины не рискует превратить ее в нормальное жилище из страха перед тем, что власти в один прекрасный день могут прислать бульдозеры и сравнять весь трущобный квартал с землей. Около 30% всех жителей Касабланки обитают в таких "бидонвилях". Эти гетто могут когда-нибудь поглотить весь город. Здесь существует субкультура, в которой люди живут десятилетиями в полной изоляции от города и от его жителей.

Обитатели этих трущоб настроены очень враждебно по отношению к властям, но они не готовы защищаться, так как они очень уязвимы, и могут все потерять. Город, по их мнению, все равно лучше, чем деревня, независимо от того, есть в нем работа или нет. Они ни за что не хотят возвращаться на свою обнищавшую родину.

Все сферы их жизни находятся под контролем властей: разрешение на проживание в гетто, разрешение на работу, удостоверение личности, разрешение посылать детей в школу и т. д. Они должны быть очень осторожными, чтобы не поставить под угрозу то немногое, что дает им город.

Борьба за существование в этих кварталах бедноты настолько жестока, что в них нет базы для "политического экстремизма". Голодные люди редко отваживаются выражать симпатии к радикальным идеям, особенно, если это импортированные, иностранные идеи. Они не могут позволить себе быть революционерами. С другой стороны, в этих "бидонвилях" возможны взрывы ненависти и террора, когда голодным уже нечего терять. Так было в Касабланке в 1965 году.

"Не хлебом единым жив человек", - повторяет вслед за Христом герой написанного на французском языке романа марокканского писателя Дрисса Шрайби. Он мог позволить себе такие образные выражения. Социалисты могут позволить себе роскошь нуждаться в чем-то еще, кроме хлеба. Здесь, в кварталах бедноты, хлеба нет.

Здесь нет ничего, кроме оторванных от корней, угнетенных людей, которые каким-то чудом выживают, и это все. И детей, этих полчищ детей, которые до восхода солнца уже на ногах, голых, с вздувшимися от голода животами и огромными глазами, которые ищут в мусорных кучах что-нибудь съедобное. Если они находят несколько корочек хлеба, это для них дар божий. Но вместо этого они часто находят политические листовки.

Они приносят домой трахому и стафилококки и поклоняются Богу, как им внушили взрослые. В этих кварталах у детей и тех, кто ждет дома их возвращения, лишь одна цель: дождаться дня, когда они смогут сказать, что у них достаточно хлеба.

Если не находят хлеба, то находят то, что выброшено обществом за ненадобностью: ржавые консервные банки и старые картонные коробки. Из них делают стены и крыши хижин. Но все эти живые мертвецы ждут появления революционной идеологии, которая бы превратила их в воинов. Они сидят у порогов своих хижин, смотрят, как восходит и заходит солнце, слушают по радио смесь мистицизма и статистики, норм выработки, гимнов и рекламы товаров, которые для них так же недостижимы, как солнце.

Сопротивление колониализму оказывалось на всех фронтах: политическом, культурном и военными средствами. Националисты в городах распространяли свои идеи, основывали партии, газеты, профсоюзы и вели идеологическую пропаганду. Сопротивление принимало здесь "современные" буржуазные формы и находилось под влиянием западного образа мысли.

В 1934 г. суасса в горах Атласа сложили оружие, чтобы продолжить сопротивление в иной форме. Многие из них приняли участие в первой большой промышленной забастовке в 1936 г. Главной базой действий для суасса была теперь Касабланка, город, почти полностью построенный мигрантами, среди которых было много берберов с Высокого Атласа и Антиатласа. И поскольку Касабланка была коммерческим и промышленным центром страны, ее политическое развитие служило ориентиром для всего Марокко.

Итак, моя мать посадила меня в автобус на Касабланку, где работал мой отец. Некоторое время спустя мой отец вернулся в Тафрауте, а я остался и работал в разных продуктовых лавках у людей, которые не знали моего отца.

Мне было 5 или 6 лет, и со мной обращались, как с рабом. Меня будили в четыре часа утра, я должен был убирать лавку, а потом разносить газеты или молоко людям, которые жили в богатых кварталах. Мне приходилось поднимать вещи, которые были тяжелее меня самого. Какое-то время я работал в лавке, которая продавала химикалии для окраски тканей. Оттого, что я их вдыхал, у меня заболели дыхательные пути и легкие. Меня уволили. Я почти ничего не зарабатывал и работал исключительно за еду.

Со мной жестоко обращались, причем хуже всего торговцы-берберы, иногда даже из моего собственного племени, и я вынужден был день и ночь работать как раб. Я работал в лавке, в ней же и жил и спал под прилавком. В 1956 г. наступила "независимость". Мои родители жили в Тафрауте, а я в Касабланке у моего брата Мохаммеда, который был уже взрослым и открыл небольшое дело. Но через пару месяцев он тоже уехал в Тафрауте, и мне пришлось работать у других людей.

Когда я был ребенком, моим последним местом работы был продуктовый магазин в Касабланке, которым владела еврейская семья, собиравшаяся уехать в Израиль или в Канаду. Они послали на разведку дочь в Израиль, а сына в Канаду. Работая у них, я узнал, какие евреи расисты, с какой ненавистью они относятся к мусульманам и христианам. Мне нельзя было есть с ними за одним столом. Неевреи не были для них людьми.

В это время мне втемяшилась в голову мысль, что я должен пойти в школу и чему-то научиться, и я попросил моего кузена отвезти меня в деревню. Мой отец был в ярости. Он непременно хотел, чтобы я сделал карьеру "делового человека" как и все другие выходцы из наших мест. Путь к такой карьере лежал через мое участие в деле с детских лет. Он всячески бранил меня, но я хотел обязательно пойти в школу, хотя он решил, что я должен работать в деревне или в городе и нога моя никогда не переступит порог школы.

Не спросив разрешения у моего отца, я прошел тогда 15 км пешком до Тафрауте, чтобы встретиться с каидом, главой округа. Его звали Хадж Ахмед Угдурт. Это была уникальная личность. За ним стояли 80 тысяч человек. Мой отец, как шейх, тоже был его подчиненным. Я пришел к этому человеку и сказал ему, что хочу пойти в школу, а мой отец против.

Угдурт был почти неграмотным. О его жизни ходили легенды. В колониальные времена он показал себя настолько неуправляемым, что его посадили в Тафрауте в тюрьму. Он происходил из племени исси, которое живет в 3-х милях от Тафрауте, и раньше имел небольшой бизнес в Рабате. В тюрьме он вел себя перед французским военным губернатором гордо и высокомерно и сказал ему: "Когда моя страна станет свободной, я буду здесь начальником вместо тебя".

Тогда мало кто надеялся, что Марокко когда-нибудь будет независимым. Народ был настолько деморализован, а французы настолько сильны в военном отношении, что лишь немногие в глубине души верили в победу над угнетателями, но Угдурт принадлежал к этим немногим. Его единственной идеологией была вера в Коран. Тот, кто не признает высшей силы, часто живет по закону джунглей. Но для благочестивого мусульманина сила должна быть основана на справедливости, а справедливость должна быть сильной, чтобы можно было создать более человечный мир.

Когда независимость действительно пришла, этого человека освободили, и новое марокканское правительство назначило его каидом Тафрауте. Он был нонконформист, оригинал по своей сути и ярый противник любой несправедливости и коррупции.

Он быстро мобилизовал население, чтобы построить школу в каждой деревне и дороги между деревнями, и приказал посадить тысячи оливковых деревьев. Даже первое кооперативное предприятие в нашей местности возникло по его инициативе. Он следил за тем, чтобы все это делалось без приказов сверху.

"Независимость" оказалась обманом. Французы передали власть султану, но продолжали дергать за ниточки из-за кулис и предоставили ему обученных во Франции и служивших во французской армии офицеров, таких как Уфкир и Длими. Полицейских набирали главным образом из предателей, которые служили французским колониальным властям и теперь заняли важные посты.

Может быть, единственным исключением во всем Марокко был каид Тафрауте, открытый противник колониальных властей. Он не плясал под их дудку в отличие от султана. Он показал нам, как могли бы пойти дела, если бы мы завоевали подлинную независимость. У него был дар мобилизовывать народ и он умел убедить людей добровольно строить школы и дороги без принуждения или денежного поощрения. Когда строительство было закончено, он послал письмо в министерство просвещения в Рабат и сообщил, что в таких-то и таких-то местах теперь есть школы и даже учителя.

Своим своевольным поведением каид вызвал беспокойство как у провинциальных властей в Агадире, так и у центральных в Рабате. Он совершил ошибку, поверив в "независимость". Он построил также большой приют для сирот и детей бедных родителей, а также школу для тех детей, которые не могли пойти в государственные школы. В нее записались 300 учеников.

Я был одним из тех детей, которые смогли учиться благодаря этому приюту и построенной Хадж Ахметом школе. В детстве он был для меня образцом и героем. Он обладал глубоким чувством справедливости, и демократия и права человека были для него не просто словами. В Тафрауте он основал также кооператив, фабрику, на которой десятки женщин нашли работу и ткали ковры. Ничего подобного в наших местах никогда не было. Он создал у нас первую библиотеку и даже открыл первый общественный туалет в центре Тафрауте, на базарной площади. Люди здесь никогда в жизни не видели современных туалетов и отправляли свои естественные нужды прямо на улице...

...Ответственным за новую библиотеку в центре Тафрауте каид назначил фкиха лет 50-ти, который не читал в жизни ни одной книги, кроме Корана. Его звали Сиди Махфуд. Когда он начал читать в библиотеке другие новые книги, его прежде твердая вера была этим сильно потрясена. Он был неспособен отвечать на многие щекотливые вопросы, которые задавали ему читатели в библиотеке. Имевшиеся в ней газеты рассказывали о запуске русских спутников к луне и о космическом полете Гагарина. Все это превышало умственные способности Сиди Махфуда. Через пару месяцев он рехнулся.

В базарный день он собрал в библиотеке несколько сот людей, чтобы сказать им "важную" речь. Он открыл своим удивленным слушателям, что он этой ночью с Божьей помощью летал в космос и на луну и встретил там демона Джамхароша.

Каид Хадж Ахмед не любил шарлатанов, даже если они сумасшедшие. Он велел арестовать Сида Махфуда и посадить его на два дня в тюрьму, сказав: "Пусть он вызовет из космоса Джамхароша, чтобы тот освободил своего астронавта". Позже бравый астронавт был отправлен в психиатрическую клинику в Агадире. Библиотека была закрыта два месяца. Когда ее снова открыли, многие боялись туда ходить, опасаясь демона.

Хадж Ахмед был очень оригинальным человеком и сделал очень много добра для населения нашей местности. Он осуществил настоящую культурную революцию. Бывших пособников колонизаторов он презрительно называл "предателями народа". Они не получили от него никаких привилегий и вынуждены были стоять вместе с другими в очереди, когда просили у него аудиенции. Такое обращение, конечно, не нравилось этим господам, поскольку ничего подобного не было нигде в Марокко. Богачи привыкли к тому, что они могут купить все, включая чиновников.

Во всем остальном Марокко "независимость" обернулась фарсом. Король Мохаммед V был троянским конем французов. Места французов заняли предатели. Это выглядело так, словно французы просто сняли свои европейские костюмы, и надели вместо них марокканскую национальную одежду "джебелла". Полиция, например, состояла из тех же самых чиновников, которые в свое время ревностно служили французам.

Все организации сопротивления, возникшие в борьбе против французов, распускались одна за другой, и многие их члены были брошены за решетку. В Коране правильно сказано: "Когда цари захватывают власть в какой-нибудь стране, они разлагают и разрушают ее и превращают ее свободных людей в рабов". Нынешняя марокканская монархия создана колониализмом, а не марокканским народом. Ислам запрещает монархию как форму государства.

Каид Тафрауте Хадж Ахмед смог действовать четыре года с 1956 по 1960 г., после чего губернатор Агадира снял его по приказу короля. Через год он был убит агентами монарха, потому что он не вписался в коррумпированную систему. Каид был членом оркестра, но нарушал симфонию тем, что сам определял свой такт. Поэтому его сняли с должности и заменили марионеткой Абд-эль-Азизом, который в колониальные времена был секретарем французского военного губернатора. Это был типичный предатель и креатура старого и нового колониализма.

Тем, что мой отец был выбран шейхом племени тахала, он был обязан каиду Хадж Ахмеду, который верил в исламскую демократию ("шура"). В других местах шейхов не выбирали, их назначали провинциальные губернаторы. В январе 1956 г. в воскресенье, в базарный день, каид собрал членов племени тахала на базарной площади, чтобы они выбрали своего шейха. Из многих кандидатов выбрали моего отца. Когда он в начале 1958 г. не хотел пускать меня в школу, я, как уже говорилось, обратился к каиду.

Я был всего лишь маленьким мальчиком, но он меня принял. Одна из пуговиц на моей рубашке отличалась от остальных. Каид был педантом. Он критиковал все, что ему не нравилось и что он хотел изменить. "Кто пришил тебе эту пуговицу?" - спросил он. "Я сам, так как я не нашел подходящей", - ответил я".

"Ты должен найти. Все надо делать правильно, ибо так велел Пророк. Все, что стоит делать, надо делать хорошо и тщательно". Он дал мне книжку - сборник изречений Пророка ("хадис") и продолжил: "Нужно не только читать и думать, но и поступать так как Пророк Мохаммед". Каид говорил со мной, как с взрослым. "Разумеется, ты пойдешь в школу, - сказал он. - Ты можешь жить бесплатно в сиротском приюте". Он записал меня в школу. Мой отец очень злился, но не мог ничего сделать, т. к. решение было принято его начальником.

Мне было тогда лет 11-12, и я был на несколько лет старше других учеников. У меня не было настоящего ранца, вместо него я пользовался плетеной сумкой с какими женщины ходили на рынок. Я занимался день и ночь. Я купил стеариновые свечки, чтобы можно было заниматься после 10-и часов вечера, когда гасили свет. Из двух листов картона и одеяла я соорудил на кровати своего рода палатку и занимался в ней.

Нас поднимали в четыре часа утра. Бывший марокканский унтер-офицер французской армии отвечал в интернате за дисциплину и регулировал наш распорядок дня с военной точностью.

После подъема, перед завтраком, мы должны были умываться ледяной водой. Далее по программе следовала утренняя молитва. Некоторые ученики не хотели умываться зимой, потому что было очень холодно, и только делали вид, что умываются. Однажды в полпятого утра в мечеть внезапно пришел каид и обнаружил, что некоторые дети обуты, что в мечети недопустимо. Он очень разозлился на нас. Но это был великодушный человек, который бесконечно много для меня значил.

Пробыв в 1 классе всего несколько недель, я благодаря моим неутомимым стараниям, уже имевшимся у меня знаниям и моему возрасту был переведен сразу в 3 класс. Спустя 3 месяца я уже сидел в 4-ом, последнем классе.

В то время, в конце 1958 г. министром просвещения был Мохаммед эль-Фасси, член партии Истикляль и порядочный человек. Он выступал за быструю арабизацию преподавания и решил, что историю и географию Марокко детям должны преподавать на арабском, а не на французском языке.

 

Загвоздка была в том, что не было учителей, способных преподавать эти предметы на арабском языке. Учителя религии в мечетях никогда не изучали историю и географию и не имели о них никакого представления. Их стиль преподавания заключался в том, что они заставляли учеников повторять до изнеможения то, что говорил им учитель.

Моим первым преподавателем географии был учитель по имени Хадж Мохаммед. Он происходил из одной деревни в 5 км от Тафрауте. Несмотря на свое плохое зрение, он отказывался носить очки, потому что отвергал все, что не создано Богом. По этой же причине он отказывался ездить на автобусе и ездил в школу на божьей твари, а, именно, на осле, проделывая на нем ежедневно по 5 км. Он вешал на доску карту Марокко и говорил только: "Вот Марокко, повторяйте все; вот Марокко. Вот Касабланка, говорите за мной; вот Касабланка. Таким Бог создал Марокко, повторите это трижды".

В один прекрасный день он явился в школу без осла, и мы узнали, что он женился и жена предъявила ему ультиматум: "Осел или я". Она была эмансипированной женщиной и моложе своего мужа. Через месяц он снова приехал в школу на осле. Он выбрал осла и развелся с женой.

Я проучился в этой школе 2 года вместо 5-ти. Мне выдали свидетельство о том, что я окончил марокканскую начальную школу и могу продолжить образование. В Тафрауте не было гимназии, она была только в Тизните, в 80 км к северу. Там надо было платить за проживание в интернате, а само обучение было бесплатным.

Итак, я мог пойти в гимназию. Обучение в ней длилось 6 лет и делилось на 2 ступени. После первого трехлетнего курса выдавался диплом, а после второго, тоже трехлетнего курса учащийся получал звание бакалавра. В Тизните была только гимназия I степени. Чтобы окончить и II, надо было ехать в Агадир, в 150 км к северу или в Касабланку, в 700-х км к северу.

Мой отец продолжал злиться из-за того, что я хожу в школу, но я опять переговорил с каидом, и тот сразу заявил, что будет платить 400 дирхамов в квартал за интернат в Тизните. Тогда это была огромная сумма, и он выплачивал ее из своего кармана. Каждый месяц он присылал мне письмо, в котором наказывал прилежно учиться.

Когда подошел к концу первый год моего обучения в Тизните, каида сняли. Я не знал, что делать дальше. Ректор, злой и жестокий француз по имени Прюво сказал мне, что единственная для меня возможность получить стипендию, это подписать договор, которым я обязуюсь, проучившись 3 года в гимназии, работать потом учителем в начальной школе. Но это означало, что я не смогу закончить II ступень гимназии. Я не хотел соглашаться, но он меня заставил.

Учить маленьких детей - это было не то, к чему я стремился. Я хотел, как Насер, бороться за свободу, против социальной несправедливости и свергнуть монархию. Я подписал договор, как от меня того требовали, но втайне решил, когда подойдет время, распроститься со школой в Тизните.

Многое пережив ребенком, я рано созрел. У меня необыкновенно рано развилось политическое сознание, и уже во времена учебы в Тизните у меня были вполне четкие политические взгляды. О социальной несправедливости я не вычитал из книг, а узнал ее на собственной шкуре.

Как я уже сказал, Хадж Ахмед был снят, когда кончился первый год моей учебы. Он погиб два года спустя при невыясненных обстоятельствах в своей деревне Исси, в 40 км к югу от Тафрауте. Люди рассказывали, что за этим убийством стояли агенты короля. Хадж Ахмед доказал на местном уровне, что можно установить социальную справедливость и демократию.

А на государственном и международном уровне образцом для меня был Насер. Он доказал своими делами, что можно победить старый и новый колониализм и свергнуть монархию, верхушку одряхлевшей тиранической системы. Политические партии Марокко - часть этой системы. Их возглавляет коррумпированная элита, чуждая народу и в культурном и в интеллектуальном плане. Когда я в Тафрауте слушал политические речи Насера по радио "Голос арабов" из Каира, мне казалось, что этот человек выражает мои собственные идеи, что его мечты это и мои мечты и что он прирожденный вождь арабов и всех мусульман. Уже тогда я чувствовал, хотя был еще ребенком, что должен вместе с Насером бороться за более справедливое общество и за лучшее будущее, т. е. изменить мир.

Но как? Сначала я должен получить солидное образование, как мой идол и вождь Насер, думал я. Но посещение гимназии в Тизните давало мне возможность стать всего лишь учителем начальной школы. Это сильно уменьшало мои шансы на осуществление моей мечты и на великое служение моей родине.

Восхищаясь борьбой, которую Насер вел в Египте, я рано преодолел узкий марокканский национализм. Благодаря приобретенным мною тогда убеждениям, я не чувствовал себя чужаком, когда позже приехал в Швецию. Я, в первую очередь, человек и сражаюсь за людей.

Так как я не мог разумно договориться с деспотичным ректором, который позволил мне учиться в гимназии лишь три года, я тайно решил сделать по-своему. Французский ректор был во всех отношениях отвратительным типом и безжалостно сек детей. Я решил сыграть с ним злую шутку. Но сначала мне нужен был диплом, который доказывал бы, что я два года учился в гимназии нижней ступени.

Однажды в октябре 1960 г. я сказал учителю, что хотел бы заняться уборкой в классной комнате. Я получил ключ от класса и направился к шкафу, где хранились досье с нашими свидетельствами. Я вынул свои документы и на следующий день встал рано утром и навсегда сказал школе "прости". У меня в кармане не было ни гроша, но шофер автобуса, знавший моего отца, отвез меня в Касабланку.

 

 

---

 03

Неоколониализм

Еще до того, как французы подавили движение сопротивления в сельской местности, идея независимости Марокко была популярной среди городской интеллигенции. К началу 50-х годов французские власти уже не могли подавить мечту о свободе с помощью привычных репрессивных средств, таких как тюрьма, высылка и цензура.

Последней отчаянной попыткой французов сохранить контроль над страной была высылка султана Мохаммеда V, которого обвиняли в поддержке националистов. Эта мера повлекла за собой массовые протесты и ряд терактов в городах и сельской местности (в стране было два подпольных движения). Партия независимость Истикляль, в которой задавали тон буржуазные силы, пыталась направить волну национального протеста в свое русло. Она требовала независимости, но при сохранении тесных связей с Парижем. Эта партия требовала введения демократии и одновременно - возвращения султана на трон.

После двух лет растущих протестов французы внезапно сменили тактику, и Марокко стало формально независимым под руководством султана. К тому времени Франция находилась под сильнейшим давлением из-за освободительных войн в разных частях ее империи. В Индокитае французская армия в 1954 г. потерпела поражение под Дьен Бьен Фу. Одновременно усиливались национальные движения в Марокко, Тунисе и Алжире.

Вести войну одновременно на всех этих фронтах было невозможно. В 1955 г. Франция признала независимость Марокко, которая была официально провозглашена год спустя. Колониализм потерпел еще два поражения: Тунис стал независимым, а в Женеве было заключено соглашение по Индокитаю.

Франция хотела защитить свои огромные капиталовложения в Марокко и одновременно сосредоточить все силы на подавлении усиливающегося движения сопротивления в Алжире.

В доколониальный период Марокко правили султаны, которых выбирала группа "улама" (учителей религии; единственное число этого слова - "алим"). Маршал Лиотей, командующий французскими войсками в Марокко и убежденный монархист, превратил султанат в монархию европейского типа, а султана - в короля во французском стиле. Ислам запрещает монархию. Первым шагом к колонизации Марокко было создание этой формы государства, для этой цели было заключено соглашение о протекторате между Марокко и Францией. Крестьяне восстали и окружили город Фес, тогдашнюю резиденцию султана. Тогда в Марокко вошла французская армия, чтобы спасти монархию. Параллели с советским вторжением в Афганистан в декабре 1979 г. очевидны.

Колониальный период длился в Марокко 45 лет. Когда французский империализм почувствовал серьезную угрозу, он сделал своей опорой монархию, чтобы установить неоколониальный порядок с новыми экономическими, культурными и политическими формами. "Протекторат", таким образом, в какой-то степени сохранился, но в рамках "нового мирового порядка", при котором великие державы могут не прибегать к прямой военной интервенции, пока у них есть такие местные марионетки, как Хасан II, Наджибулла или Пиночет.

После завоевания независимости король Мохаммед V, бывший султан, сосредоточил всю власть в своих руках. Он крепко держал в кулаке буржуазных политиков, обещая всеобщие выборы, когда страна до этого "дозреет". Он часто их подкупал, давая им место в своем правительстве. По сути, в старых колониальных порядках мало что изменилось. Они были только прикрыты национальным фасадом. В 1958 году, три года спустя после предоставления независимости, французские судьи по-прежнему возглавляли суды. Французские и еврейские офицеры занимали ключевые позиции в армии, французские помещики спокойно сидели в своих поместьях, французские капитаны экономики руководили почти всеми отраслями: транспортом, рудниками, обрабатывающей промышленностью, прессой, банками, пищевой промышленностью и т. д.

Главным торговым партнером оставалась Франция. Как и раньше, апельсины и фосфаты являлись главными предметами нашего экспорта. Валюту, которую можно было бы использовать для развития промышленной инфраструктуры вместо этого тратили на импорт продуктов сельского хозяйства, таких как пшеница и сахар, которые мы могли бы производить сами. Вместо этого сельское хозяйство было односторонне ориентировано на экспорт. Кроме того, много валюты тратилось на покупку предметов роскоши для растущего верхнего слоя, включая многочисленных иностранцев.

Партия Истикляль работала практически в интересах короля и иностранного капитала, ради сохранения существующего порядка. Многие независимые группы, возникшие во время освободительной борьбы, попали под государственный контроль. Буржуазные политики оказались совершенно неспособными отобрать власть у монархии.

В результате экономического кризиса, вызванного бегством капиталов после предоставления независимости, забастовки стали более частыми и бурными. Городские рабочие, которые представляли собой становой хребет движения за свободу, были готовы пойти на баррикады, чтобы независимость не исчерпывалась национальным долларом. Но буржуазные партии в ответ использовали штрейкбрехеров под охраной полиции. Руководство профсоюзов все больше отворачивалось от партии Истикляль. В конце концов от партии откололось левое крыло, т. наз. Национальный союз народных сил (ЮНФП). Но в действительности эти внутрипартийные склоки не имели под собой никакой идеологической основы. Речь шла всего лишь о борьбе за власть, которую сам король и его наследник Хасан, нынешний король Хасан II, поощряли, чтобы расколоть партию, которая могла поставить под вопрос притязания монархии на власть.

"Левое" крыло тоже состояло из оппортунистов и охотников за должностями, которые с удовольствием сотрудничали с монархией, если им перепадали крохи с королевского стола.

Со временем королю удалось приручить "воинственных" вождей левых, предоставив им важные посты в новом правительстве, которое было сформировано в декабре 1958 г. Премьер-министром стал Абдалла Ибрахим из ЮНФП. Но ключевые позиции, такие как МВД и министерство обороны, остались под королевским контролем. Именно при правительстве ЮНФП наследник Хасан, которому подчинялась армия, подавил народное восстание в области Риф, причем были убиты тысячи невинных людей во многих деревнях этой области.

Несколько месяцев спустя настала очередь самого ЮНФП. Его газеты были запрещены, многие его активисты брошены в тюрьму, а Бен Барка, который тогда находился за границей, не смог вернуться в Марокко, т. к. его обвинили в заговоре против наследника Хасана. Бен Барка был у Хасана учителем математики. Он несет большую долю ответственности за то, что монархия получила видимость легитимности, когда он, будучи спикером I "консультативного собрания" страны (лжепарламента без конкретных полномочий) предложил королю назначить принца Хасана наследником. Но Марокко никогда не было наследственной монархией. В 1960 г. король сменил правительство и сам его возглавил.

Король был против развития городов и промышленности, т. к. это могло привести к расширению социальной базы антимонархистов и к усилению национального крыла марокканской буржуазии.

Все это могло повлечь за собой развитие настоящего плюрализма и парламентизма и поставить под угрозу власть короля. Поэтому король выбрал политику осуществления грандиозных и дорогостоящих проектов, которые усиливали влияние крупных феодалов за счет мелких крестьян.

Огромные новые плотины и ирригационные сооружения давали сельскому пролетариату временную работу, но когда строительство заканчивалось, выгоду из этого извлекали, главным образом, крупные помещики. Они могли теперь выращивать экспортную продукцию на более обширных и плодородных землях. Крупный европейский капитал был очень этим доволен. Марокко интересовало его как источник дешевой рабочей силы для промышленных стран Европы, близкий рынок сбыта ее промышленных товаров и зона инвестиций, второй по значению сферой которых стал туризм. Стимулировалось строительство отелей и аэродромов, выпуск автобусов и кондиционирующих устройств и т. д.

Королевскую экономическую программу полностью поддерживали правительства Франции и США, французские деловые круги, МВФ и Всемирный банк.

В феврале 1961 г. умер Мохаммед V. Власть перешла к Хасану II. После победы революции в Алжире в 1962 г. родились надежды на создание в Северной Африке объединенного, свободного государства, которое включило бы в себя Марокко, Алжир, Тунис и Ливию. В мае 1962 г. вернулся Бен Барка, который стремился вернуть утраченное влияние ЮНФП, прежде всего, в сельской местности.

Король решил перехватить политическую инициативу. Народу был предложен проект новой Конституции. Голосование состоялось в декабре 1962 г. и сопровождалось всякими махинациями. Партия Бен Барки призывала к бойкоту, но безуспешно. Конституция была принята надеявшимся на лучшее будущее и жившим в бедности населением, которое ничего не понимало в политических тонкостях и выборных фальсификациях, "подавляющим большинством".

Лето 1962 г. было политически самым напряженным периодом после обретения независимости. Во многих сельских местностях крестьяне захватывали земли. В городах одна за другой следовали политические кампании и демонстрации. Курсировали самые нелепые слухи о скором освобождении Марокко с помощью алжирцев.

Власти ответили открытыми репрессиями. Сотни активистов ЮНФП были арестованы, многие подвергнуты пыткам и приговорены к длительным срокам заключения. Бер Барка был за границей и опять лишился права вернуться на родину. Только студенты продолжали свои протесты, забастовки и демонстрации. В марте 1965 г. им удалось привлечь на свою сторону рабочих, и волнения несколько дней сотрясали крупнейшие города страны, прежде всего, Касабланку. Но слабость оппозиции облегчила силам безопасности жестокое подавление восстания.

Месяц спустя Бен Барка был убит во Франции. Все считали, что это дело рук марокканского королевского двора, которому помогали Моссад и французская государственная полиция. В Марокко началась долгая политическая зима. Оживление вносили лишь регулярно повторявшиеся студенческие демонстрации и контрудары режима. Лишь в 1970 г. наступила оттепель.

 

 

 

07

Планы нового мятежа

ым и сулящим успех. "Почти каждый четверг Хасан, как главнокомандующий, приезжает в штаб на совещание командующих корпусов. В конференц-зале есть стенной сейф. Я запру туда автомат. Когда Хасан прибудет, мне надо будет только достать автомат и я заставлю Хасана немедленно отречься, угрожая ему оружием".
Подготовка к нашей первой попытке путча началась через несколько месяцев после неудавшегося схиратского мятежа. Уфкир и я разработали несколько планов. Однажды, когда мы ехали на автомобиле, генерал посвятил меня в один из своих, который показался мне прост

Он набросал чертеж зала и обозначил на нем места, где находится сейф и где сидят командиры корпусов и начальник штаба. "Как только Хасан подпишет акт об отречении, я скажу офицерам, что действую во имя народа. Со мной будет магнитофон с записью коммюнике, которое ты должен составить. Потом я вызову генерала Дрисса Бен Омара, министра почт и телеграфа, - он с радостью ко мне примкнет. Я позвоню брату Хасана, принцу Мулай Абдалле, попрошу его приехать под каким-нибудь предлогом и арестую его. Потом я соберу командиров всех воинских частей, находящихся в районе столицы. Ты будешь ждать в кабинете рядом с конференц-залом. По моему знаку ты как можно быстрей направишься со своими танками к радио- и телецентру, возьмешь его и передашь первое революционное коммюнике, записанное на магнитофон".

Я записал составленную на арабском языке декларацию, предварительно показав ее генералу, на простой магнитофон, купленны в Рабате. Уфкир внес лишь небольшие изменения. По его желанию я особо выделил слова "революция" и "на службе народа". Вот важнейшие отрывки из этой декларации:

 

---

"Исламская республика Марокко.
Свобода, политическая и экономическая демократия, исламское единство.
Во имя Бога и народа, справедливости и прав человека, во имя всех мучеников, осуществляя право народа на самоопределение и выполняя его волю, самому определять форму правления и решать свою судьбу, мы провозглашаем Исламскую республику и объявляем низложенной монархию, запрещенную Кораном.

Сообщаем, что тиран, диктатор и идиот Хасан за совершенные им убийства и преступления против нашего народа приговорен временным революционным судом к смерти и расстрелян. Страной будет править временный Революционный совет, состав которого позже будет определяться на прямых, всеобщих выборах. Армия обезоружила короля, чтобы вооружить народную волю.

Люди, которые сегодня стоят во главе революции, не могут совершить чудес, чтобы осуществить народные чаяния. Мы только свергли короля. Теперь дело народа покончить с угнетением и эксплуатацией, источник которых - тысячи маленьких королей по всей стране. Впредь наши штыки будут направлены против тиранов, а не против народа."

 

---

Все было готово к великому дню. Шел ноябрь, наступил четверг. Автомат и магнитофон уже лежали в сейфе Уфкира. Мы сели в машину, за рулем которой находился унтер-офицер. У штабной казармы мы вышли и ответили на приветствие почетного караула. Я был воодушевлен и полон решимости. Большое впечатление производило на меня спокойствие Уфкира.

Он пожал мне руку и вошел в конференц-зал. Не знаю, сколько я ждал в соседнем кабинете, полчаса или час, - время казалось бесконечным. Наконец дверь открылась, вошел генерал и сказал с озабоченным выражением на лице: "Из нашего плана ничего не вышло. Только что позвонил король и сказал, что не приедет".

Семь дней мы провели на нервах, ожидая следующего четверга. Но и в этот день монарх не явился на роковую встречу. Уфкир сообщил мне, что король решил, что впредь эти совещания будут проходить в его дворце. "Тогда мы прикончим его там", - предложил я. - "Слишком рискованно, - возразил Уфкир. - Мы должны придумать другой план".

Незадолго до конца года Уфкир пригласил Хасана посетить казарму, в которой размещалась бригада сил безопасности. Хасан явно почуял, что пахнет жареным, и не приехал. В другой раз мы тщетно ждали его в казарме, где стояла моя танковая рота. Это был Аид эль-Кебир, "овечий праздник". Еще одна упущенная возможность.

Вскоре после этого Уфкир едва не погиб при катастрофе самолета в Агадире. Он был на сто процентов уверен, что это подстроил король. В Марокко говорят, вертолеты существуют для того, чтобы ликвидировать генералов.

Мы думали, что сможем выполнить нашу миссию в марте 1972 г. Хасан должен был приехать в офицерское собрание, где при конференц-зале имелся зал для просмотра кинофильмов. Там Уфкир спрятал свое оружие. Но ставший подозрительным король не явился.

Следующая попытка была предпринята в начале июня 1972 г. В этот день принц Мулай Абдалла давал частный прием в своей летней резиденции, в 10 км к северу от Схирата. Поводом для праздника было его назначение "личным заместителем короля". По данным Уфкира, Хасан должен был присутствовать на приеме. Июньским вечером, в 21 час, Уфкир позвонил мне и пригласил на свою виллу в Суисси.

Он сказал мне, что, по его сведениям, монарх прибудет в летний дворец Абдаллы в 22 часа и притом без большой охраны. Мы решили предпринять внезапное нападение во время этого праздника. Наша группа состояла всего из четырех человек: Уфкира, меня и двух телохранителей Уфкира.

Я погрузил в багажник БМВ 4 автомата из арсенала Уфкира, 4 пистолета, несколько ящиков с патронами, а также два камуфляжных костюма и две форменные фуражки со знаками отличия (мы все были в штатском). Участники праздника не знали, что король собирается почтить их своим присутствием. Как я уже сказал, тайный военный трибунал приговорил Хасана II к смерти за его преступления против человечности, Ислама и марокканского народа. Короля надо было уничтожить в самом начале путча; остальных участников праздника мы хотели арестовать. Потом мы должны были поехать в Рабат и там завершить операцию с помощью моих танков.

Прежде чем мы покинули спальню Уфкира, где мы обсуждали последние детали, - было около 22 часов - генерал поцеловал Коран и сказал: "Я сделаю это для моей страны". Потом я взял у него Коран, положил на него руку и поклялся, что готов пожертвовать жизнью ради дела Бога и народа в борьбе против тирании, бесправия и рабства.

Когда мы прибыли в резиденцию принца в Фаллуке (по дороге из Рабата в Схират), мы к нашему ужасу увидели перед зданием дюжину полицейских автомобилей. Когда король путешествовал инкогнито, его обычно не сопровождал такой большой экспорт. Главное событие подобных королевских развлечений заключается в том, что гости накачиваются вином и водкой.

С другой стороны дворца стоял грузовик с солдатами личной охраны короля. Уфкир, который не был в числе приглашенных, прошел в здание, чтобы прозондировать почву. Я ждал снаружи. Через два часа он вернулся. "Это технически невозможно", - сказал он удрученно.

Через две недели сорвалась еще одна попытка, которая, как и первая, должна была произойти в казарме штаба армии. Уфкир попросил Хасана прочесть офицерам лекцию о "современной стратегии". (Хасан твердо убежден, будто он что-то смыслит в стратегии, но единственные книги, которые он серьезно штудировал, это "Государь" Макиавелли и "Протоколы сионских мудрецов". Наш король - пламенный почитатель Макиавелли и евреев.)

Лекция должна была состояться в столовой штаба армии. И на этот раз было запланировано, что Уфкир захватит монарха врасплох во время лекции, а потом все должно было пойти так, как предусматривал план первой попытки. По неизвестным причинам король опять не явился.

Чтобы миру сразу же стало ясно, какова направленность нашей революции, мы хотели уже в день путча пригласить египетского журналиста Мохаммеда Хейкала, известного сторонника Насера, бывшего тогда главным редактором каирской газеты "Аль-Ахрам". Тогда движение Исламского возрождения еще не было такой революционной силой как сегодня. Братьям-мусульманам были ближе монархии в Саудовской Аравии и Марокко, чем революционеры.

То, что Хасан не появлялся на разных мероприятиях, объяснялось тем, что он был занят, прежде всего, своей личной жизнью. Его главные интересы - гашиш, женщины и гольф, так что он - очень занятый человек, и на скучные государственные обязанности у него остается мало времени.

Его распорядок дня обычно таков. От встает в 11 часов, идет на площадку для гольфа и играет до 12.30, а в это время за ним бегают министры и высшие офицеры и просят подписать разные бумаги. В 16 часов он принимает гостей перед жужжащими телекамерами (он старается каждый день появляться на телеэкране). Вечером опять пьянки и гашиш и так до глубокой ночи.

Перед встречей в верхах Организации африканского единства, которая состоялась в Рабате в 1972 г., король привел в боевую готовность все войска. Были отменены отпуска для офицеров. Я предложил Уфкиру 10 июля, в день рождения Хасана, в годовщину схиратского мятежа, предпринять новую попытку путча. Церемония в Схирате проходила с большой помпой, было приглашено много гостей. Генерал отверг мой план, но я на свой страх и риск пришел во дворец, чтобы наблюдать позорный праздник.

Во второй раз я находился во дворце в присутствии главного живодера и видел его лицо, на котором оставили свои следы тысячи пороков. Наряженный ковбоем, он шутил со своими угодничающими гостями. В начале он потребовал на французском языке устроить минуту молчания в память жертв измены, павших в прошлом году в этом же месте.\

На следующий вечер король пригласил Уфкира на прием под названием "Ночь женщин". Вернувшись, генерал с отвращением рассказывал мне, что Хасан был в стельку пьян. Он целовал руки всем присутствующим женщинам, а потом бросил им горсть драгоценных камней, и знатные дамы, супруги и любовницы министров и высших чиновников, дрались за них. Хасан был настолько пьян и к тому же накачан наркотиками, что едва мог держаться на ногах. Его все время поддерживали два телохранителя, которые при этом непрерывно бурчали: "Да здравствует Амир аль-Муминен" (святой вождь правоверных).

Обедая в доме Уфкира, мы обсуждали последние детали плана свержения короля Хасана II. На следующий день его надо было заставить отречься, а в случае отказа привести в исполнение смертный приговор тайного революционного трибунала. Во время этого обеда было окончательно решено: следующий день, 16 августа 1972 г., должен стать последним днем правления в Марокко человека, которого мы оба считали деспотом и тираном и ненавидели всей душой.

|Прошел год тайных обсуждений и разработки планов. Момент свержения короля, наконец, настал. Мы были согласны во всех деталях плана предстоящего государственного переворота. Подпольная работа на протяжении целого года спаяла нас. Мы доверяли друг другу настолько, насколько могут доверять друг другу два человека в ситуации, когда им обоим грозит опасность в случае неудачи из-за ошибки или измены умереть после долгих, мучительных пыток.

Цель, по крайней мере ближайшая, у нас была одна: свергнуть короля. Хотя я понимал тактические преимущества этого сотрудничества, я всегда отдавал себе отчет в том, что мы - принципиально разные люди. Наше сотрудничество могло не пережить даже первые часы триумфа революции.

Роскошная вилла, на которой мы обедали, находилась в богатом квартале Суисси на окраине Рабата. Ее хозяин, генерал Мохаммед Уфкир, министр обороны и командующий армией, был после короля самым могущественным человеком в Марокко. Ему было 52 года, по происхождению он был бербер родом из деревни Аин Шаир близ Ксар-Сука в горах Высокого Атласа. Его отец был вождем племени.

Я же был лишь молодым лейтенантом танковых войск, было мне лет 25, а сколько точно - не знаю, потому что в берберской деревушке на юге Марокко, где я родился, рождения не регистрировали. Год назад я стал ближайшим сотрудником генерала, его личным адъютантом, поэтому мое влияние было гораздо больше, чем мне полагалось по моему низкому рангу.

В этот роковой день мы были вынуждены доверять друг другу, так как решились на сотрудничество в деле, которое могло стоить нам обоим жизни, если бы оно было преждевременно раскрыто. А ведь всего год назад генерал Уфкир был человеком, которого я ненавидел больше всех, если не считать короля.

Уфкир олицетворял тогда собой все, что было мне более всего ненавистно: произвол, деспотизм, угнетение, коррупцию и аморализм. Он защищал систему, противоречащую всем фундаментальным ценностям Ислама, который ничего не говорит о королях, а только о равноправных людях.

Уфкир возглавлял армию, которая использовалась не там, где, по моему мнению, ее следовало бы использовать, а именно в борьбе за объединение мусульман и рабов, за права палестинцев, против оккупационного государства Израиль.

Но нет, вооруженные силы оставались в Марокко, где они защищали несправедливость и застой и подавляли малейшие попытки народного протеста против нищеты, которой можно было буквально коснуться руками, удалившись лишь на несколько сот метров от королевского дворца и, войдя в отвратительные трущобы Шеллы, расположенные в долине, прямо под стенами дворца, или квартала Якуб эль-Мансур на побережье, где 35.000 людей пытаются выжить всего в нескольких километрах от роскошных кварталов.

Да, несправедливости мог видеть каждый, кто хотел их видеть. Люди были унижены, лишены надежд и со страхом смотрели в завтрашний день. Их существование могло внезапно прерваться, и никакие следы не указывали бы на то, что здесь жил какой-то человек, который смел надеяться на лучшее. Существование этих людей походило на мерцающий огонек, который мог внезапно погаснуть, потому что сыщики короля обнаружили его и задули, чтобы неповадно было надеяться на лучшую жизнь.

С тех пор, как я начал в середине 60-х годов разбираться в политике, я ненавидел и боялся Уфкира. Он сначала возглавлял полицию, потом МВД. В 1965 г. он командовал войсками, подавившими стихийный бунт людей, которые требовали хлеба и, может быть, немного больше свободы и человеческих прав. Меня самого тогда арестовали и подвергли пыткам как одного из зачинщиков.

|И вот теперь, 15 августа 1972 г., я сидел с тем же самым Уфкиром за обеденным столом и обсуждал последние детали плана свержения тирании, установить которую генерал сам и помог. Изменился Уфкир, а не я.

Теперь мы были соратниками в деле, которое могло кончиться для нас пытками и смертью уже через сутки. Но если бы наше предприятие увенчалось успехом, мы неизбежно опять стали бы противниками. Слишком разными были наши биографии, наш опыт, наши убеждения и представления о справедливости. Уфкир был человеком прошлого, я - олицетворением будущего. Но я был готов заключить союз хоть с Дьяволом, если бы это помогло свергнуть тиранический режим в Марокко.

В нашем плане был один неясный пункт. Король сообщил, что на следующий день вернется из Франции в Марокко на самолете. Уфкир узнал об этом утром. В результате мог быть приведен в действие запасной план: воздушная атака на самолет короля. В тот момент, когда Боинг 727 короля Хасана будет приближаться к марокканскому побережью, к нему должны были подлететь три боевых самолета якобы в качестве эскорта, на самом же деле их пилоты получили приказ заставить самолет короля приземлиться на базе ВВС в Кенитре. Там судьбу монарха должны были решить восставшие воинские части.

После обеда мы по старому обычаю прочли суру Корана "Аль Фатиха". В 6 часов утра 16 августа 1972 г. первые лучи солнца осветили 13 истребителей, базировавшихся в Кенитре, в трех милях к северу от Рабата. Это был идеальный день для полетов. Как почти все истребители, которыми располагали марокканские ВВС, это были самолеты Нортроп F-5, вооруженные стационарными пушками, превосходные машины для атаки наземных целей, но мало подходящие для атаки целей в воздухе.

Среди всего персонала авиабазы, включая 450 американцев в американском секторе, которые занимались, в частности, обучением марокканских пилотов, был лишь один человек, который знал о предстоящем перевороте - майор Куэра, начальник марокканского сектора автобазы.

Накануне вечером Куэра и заместитель командующего ВВС Мохаммед Амкран встретились с генералом Уфкиром в одном баре в Касабланке и получили последние инструкции, которые мы с Уфкиром разработали вместе. И Куэра, и Амкран родились в Рифе, бедной горной области на севере Марокко. Оба они были берберы и не забыли, с какой жестокостью нынешний король, тогда еще наследник и Командующий армией, подавил в 1958 г. восстание в Рифе, последнее из многих восстаний в этой области против неоколониальной центральной власти. Не потребовалось особых усилий, чтобы убедить этих двух людей примкнуть к "Свободным офицерам".

Амкран узнал о плане "Операции "Перелет" еще в апреле. Он сказал тогда Уфкиру, что из-за обострения болезни почек он сам не может летать на F-5 и предложил вместо себя майора Куэру. 15 августа, накануне путча, все трое встретились у г-жи Лазрак, жены бывшего министра финансов. Уфкир раскрыл последние детали плана и добавил, что уверен в его успехе на 150%. На тот случай, если что-нибудь все же пойдет не так, Уфкир должен был находиться на аэродроме Рабат-Сале и взять на себя командование воинскими частями в зоне этого аэродрома.

Двое других офицеров с авиабазы в Кенитре, капитан Лджад Лараби и лейтенант Хасан Мидауи, в то роковое утро 16 августа еще не знали, что их отобрали для того, чтобы управлять двумя другими самолетами эскорта.

Ради строго сохранения тайны, Уфкир и я решили, что участники будут посвящены в план лишь непосредственно перед операцией. Кроме Уфкира и меня об "Операции "Перелет" знали только Амкран и Куэра.

В ночь с 15 на 16 августа Уфкир не сомкнул глаз. На рассвете, не сказав ни кому ни слова, он уехал в Темару, к югу от Рабата, а в 11 часов вернулся на свою виллу в Суисси. Он вместе с Амкраном встретился с полковником Льюсси, командующим ВВС, и убедили его послать три самолета F-5 для сопровождения самолета короля при его возвращении в Марокко.

Тем же утром в замке короля Хасана в Бове, в 8 милях к северу от Парижа, готовились к возвращению в Марокко. Король провел в этом замке три недели в рамках частного визита. С ним был там, среди прочих, и полковник Ахмед Длими, начальник королевских адъютантов, ранее возглавлявший полицию. Вместе с придворными подхалимами, наложницами, членами правительства и телохранителями - последними командовал французский наемник, комиссар Сассиа, - человек сто должны были теперь, закончив летний отдых, лететь с королем назад в Марокко.

В тот день я встал, как обычно, в 6 часов и позавтракал. Генерала в это утро я не видел. После завтрака я поехал на своем "Фиате" в казарму. На заднем сиденье лежала моя зеленая полевая форма, в которую я собирался переодеться в казарме. Я думал о том, что сказал мне генерал, когда разбудил меня в 3.30. Он только что вернулся из Касабланки, где провел последнюю беседу Амкраном и Куэрой в баре на авеню Хасана II.

"Теперь все в руках Аллаха, - сказал генерал. - Все готово, и ситуация выглядит неплохо". Он захотел еще раз прослушать магнитную запись нашего коммюнике, составленного мною, которое мы должны были в случае удачи переворота зачитать по радио.

Странно, но я не нервничал и не боялся, а чувствовал себя счастливым. Всю свою жизнь я ждал этого дня, когда смогу участвовать в свержении тирании в Марокко. Поэтому я испытывал воодушевление, хотя внешне был совершенно спокоен и холоден. О возможности неудачи я даже не думал. Мне казалось само собой разумеющимся, что все пойдет по плану. Перспектива самому принять участие в изменении хода истории в моей стране наполняла меня фантастическим чувством, и я был благодарен судьбе за то, что она даровала мне эту роль. Я с радостью готов был взять на себя весь риск, но освободить мою страну от власти негодяев, которые ее угнетали.

В утренние часы я проверил, сколькими боеприпасами располагает моя рота, состоящая из 17 танков типа EBR. Я дал указание моему адъютанту проинспектировать личный состав, материалы и вооружение. При этом я постарался, чтобы все это выглядело как рутинная проверка. До обеда с Уфкиром ничего особенного не произошло.

Когда мы сели за стол в два часа, мы решили, что я, как планировалось, вернусь в казарму и буду там наготове со своими танками. Генерал должен был отправиться на аэродром в Сале, в 15 км к северу от Рабата, пройти в контрольную башню и ждать там, когда будет установлен контакт по радио с самолетом короля.

Как только будет получено известие, что первый этап операции успешно завершен, Уфкир должен был разыскать меня в казарме Мулай Исмаила, которая подчинялась штабу танковых войск. Оттуда должен был начаться путч. Как только Уфкир прибудет ко мне, я должен буду взять на себя командование казармой и арестовать командующего танковыми войсками полковника Хатими, если он приедет в казарму. Сделать это было нетрудно.

Были и другие "Свободные офицеры", которые должны были прибыть к нам на помощь из других городов, и я должен был передать им, что делать. Зная настроения в армии и в народе, мы рассчитывали, что все примкнут к мятежу, как только его кто-нибудь начнет.

Наш опорный пункт играл решающую роль. Когда будет устранен король, серьезного сопротивления ожидать не придется. Уфкир, по крайней мере, на бумаге, был верховным главнокомандующим всех вооруженных сил, а он был на нашей стороне.

Молодые офицеры полюбили Уфкира за год, в течение которого он был министром обороны. Я должен был арестовать высших офицеров в казарме Мулай Исмаила и взять на себя команду еще над 40 танками и 1000 людей, а также над 20 "Свободными офицерами" из других частей, которые должны были примкнуть к нам. По нашему плану, Уфкир должен был объявить тревогу во всех войсковых частях, включая расквартированные в столице.

Сразу же после того, как я вернулся после обеда в казарму, поступили первые указания, и я мог теперь дать команду оснастить танки боевыми снарядами, но так, чтобы это никому не бросилось в глаза. В 14.30 поступил приказ из главного штаба. Уфкир, прежде чем уехать оттуда на аэродром, позвонил командующему танковыми войсками полковнику Хатими и вызвал его на аэродром, где мы хотели собрать все начальство и министров якобы для того, чтобы приветствовать короля, а на самом деле, чтобы арестовать их всех, как только сам король окажется в нашей власти.

Я болтал с несколькими офицерами и шутил с ними насчет схиратского путча. Все выглядело вполне нормально, однако у меня возникло сверлящее чувство: что-то идет не так. Решение послать трех летчиков было не очень удачным. Кто может исключить, что король во время полета узнает по радио, что происходит, и отдаст приказ посадить самолет в другом месте?

"Я знаю лучшее решение, - сказал я Уфкиру во время обеда. - Пусть самолет короля беспрепятственно сядет в аэропорту Рабат-Сале. Мы окружим его моими танками, и я арестую короля вместе со всеми министрами и высшими офицерами, которые его ожидают. Мы запрем их в ангаре до тех пор, пока не овладеем положением. Они должны пережить арест вместе с королем. Тогда они поймут, что их власть кончилась".

Уфкир отклонил мое предложение. Он считал, что если три летчика не смогут заставить самолет короля приземлиться, они могут просто его сбить. "Нет ни малейшей опасности неудачи. Наш план надежен на 150%", - сказал он. Это были последние слова, которые я услышал от него, прежде чем покинул казарму Мулай Исмаила. Я сидел в моем танке и с 15.00 ждал условного сигнала.

В это же время в контрольной башне авиабазы в Кенитре стоял заместитель командующего ВВС подполковник Мохаммед Амкран с группой подчиненных ему офицеров. Отсюда они могли слышать, что происходит в воздушном пространстве между Кенитрой и Средиземным морем. Майор Куэра и два других молодых офицера были готовы вылететь, чтобы встретить королевский "Боинг".

 


 

 

---

 

 08  

Неудавшийся государственный переворот
 

16 августа 1972 г., около 16 часов, личный Боинг 727 короля, гражданский самолет, ранее принадлежавшей марокканской авиакомпании Ройял Эр Марок (RAM), со 100 пассажирами на борту - монархом и его свитой - следуя рейсом из Франции через Барселону, находился над марокканским побережьем около города Тетуан.

Вдруг гражданский пилот Мохаммед Каббадж увидел три приближающихся истребителя типа Нортроп F5. Они образовали эскорт королевского самолета. Хасан II сидел за письменным столом и играл в карты со своим телохранителем, французским наемником Сассиа. Майор Куэра, который управлял одним из трех истребителей, передал по радио Каббаджу приказ сесть на военном аэродроме в Кенитре, но тот отказался и обратился с вопросом к королю.

Вдруг три истребителя открыли по "Боингу" огонь из пулеметов. Несмотря на повреждения нижней части и одного из двигателей, "Боинг" смог продолжать полет. Король вскочил из-за стола, поспешил в кабину пилотов и схватил радиомикрофон. Обращаясь к летчикам истребителей, он выдал себя за радиста "Боинга". "Король тяжело ранен, умирает", - сказал он и попросил разрешения сесть на аэродроме в Рабат-Сале во избежание дальнейших повреждений и человеческих жертв.

Позже выяснилось, что солдаты, которые снаряжали истребители, взяли вместо взрывчатых ракет учебные. К тому же пулемет Куэры заело. Куэра предпринял последнюю отчаянную попытку протаранить "Боинг", но это ему не удалось. Его истребитель был при этом сильно поврежден, и он катапультировался.

Раненый, с переломом кости, он был сразу же схвачен полицейскими близ Улад Халифы и спешно доставлен в Рабат. Два других истребителя вернулись на авиабазу в Кенитре за боевыми снарядами.

Самолет короля сел в Рабат-Сале на одном действующем моторе. Было 16.10. Хасан онемел от страха и был совершенно растерян. Он спустился с трапа, прошел мимо почетного караула, ждавшего на летном поле, и вернулся в главное здание аэропорта, где он оставался около пяти минут.

В 16.40 появились четыре истребителя и начали обстреливать здание аэропорта и подъездные пути. Заходы следовали один за другим. Восемь человек было убито и еще 47 ранено, в том числе четыре министра, встречавшие короля. Хасан, его брат, принц Мулай Абдалла, и группа полицейских убежали от обстрела в рощу рядом с аэродромом. Потом Абдалла с полицейскими направился во французское посольство, сам король спрятался в ливанском.

Тем временем еще восемь самолетов с авиабазы в Кенитре, которой командовал Амкран, появились в 16.45 над Рабатом и начали бомбить королевский дворец. Два пилота, которые сопровождали Куэру и после неудачной атаки на "Боинг" вернулись в Кенитру за снарядами, отдали приказ еще десяти самолетам следовать за ним и попытаться перехватить "Боинг", но тот давно сел. Тогда они попытались застигнуть короля там, где он, по их мнению, находился: в аэропорту или во дворце.

После воздушной атаки на королевский дворец, узнав о провале операции, Амкран и лейтенант Хасан Мидауи, оба принимавшие участие в атаках на "Боинг" и на дворец, покинули аэродром в Кенитре на вертолете, команда которого, состоявшая из трех человек, получила приказ лететь в Гибралтар. Там три члена команды заявили британским офицерам, что они не имели ничего общего с путчем и хотят немедленно вернуться в Марокко.

Амкран и Мидауи попросили политического убежища в Англии. Правительство Марокко потребовало их незамедлительной выдачи. Она содержались под стражей, пока губернатор Гибралтара, сэр Вэрил Бегг, не решил, после переговоров с МВД в Лондоне, их выдать. Причина заключалась в том, что присутствие этих двух марокканских офицеров в Гибралтаре, по мнению консервативного правительства Англии, "не соответствовало интересам Содружества".

Все пятеро марокканцев, сразу же после принятия решения об их выдаче, вечером 17 августа были доставлены на родину самолетом королевских ВВС. Амкрана и Мидауи расстреляли два месяца спустя вместе с одиннадцатью другими пилотами.

Амкрана по возвращении в Марокко доставили во дворец к королю. "Ты ходячий труп, - сказал Хасан. - Знаешь, что тебе осталось жить всего 18 месяцев?" "Я знаю, что, как и все люди, когда-нибудь умру, но день моей смерти мне неизвестен", - ответил офицер. На вопрос, кто стоял за попыткой переворота, Амкран ответил, что получал приказы от генерала Уфкира.

Министр внутренних дел Мохаммед Бенхима сказал несколько дней спустя, что он и другие министры, собравшиеся на аэродроме, чтобы приветствовать короля, были крайне удивлены, когда Уфкир вдруг их покинул и направился в контрольную башню. Когда самолет короля сел, Хасан потребовал, чтобы Уфкир сразу же дал знать о себе, но тот уже находился на пути в мою казарму Мулай Исмаила.

Я сидел в моем танке во дворе казармы, вооруженный автоматом и ручными гранатами, с твердой решимостью оказать вместе со своей ротой длительное сопротивление. Но что же, собственно, произошло?

/В 16.30 в ворота казармы на большой скорости въехал черный автомобиль, в котором находились Уфкир и какой-то капитан. Я понятия не имел, что случилось за минувшие часы. Я думал, что операция удалась, и Уфкир приехал, чтобы мы продолжили выполнение нашего плана. Когда Уфкир вышел из машины, кто-то крикнул ему из казармы, что король хочет говорить с ним по телефону. Я видел, как Уфкир, нервничая, вошел в казарму, но не знаю, что он сказал королю. Через две минуты он поспешно вскочил в машину и покинул территорию казармы, не обменявшись со мной ни единым словом.

Я не понимал, что происходит. Мне оставалось только ждать. Я не решался действовать на свой страх и риск, так как это могло все испортить. Через четверть часа я увидел, как восемь самолетов атакуют ракетами дворец.

Королевский дворец в Рабате считается в Марокко символом коррупции, эксплуатации и угнетения. Это было замечательное переживание, видеть своими глазами, как самолеты обстреливают ракетами этот символ. Это не соответствовало первоначальному плану, но я думал, Уфкир принял это решение спонтанно, не поставив меня в известность.

Мои друзья - офицеры, которые оставались в казарме, подошли ко мне и спросили, что все это значит. "Почему мы ничего не делаем, а остаемся здесь в роли зевак?" Но я не мог им ничего рассказать.

Позже я узнал, что случилось. Когда Уфкир находился в контрольной башне аэропорта Рабат-Сале, он получил по радио сообщение с королевского самолета, что Хасан мертв. Согласно нашему плану, он должен был после этого найти меня, я - взять на себя командование над казармой, а потом окружить радиостанцию, зачитать по радио наше заявление и передать приказы Уфкира всем войсковым соединениям.

Но пока Уфкир ехал 15 км от аэропорта до моей казармы, "Боинг" сел. Когда он находился над горами Риф в Северном Марокко, он получил от Куэры приказ сесть в Кенитре. Как уже говорилось, пилот не послушался, и Куэра попытался сбить королевский самолет. Он сказал по радио двум другим пилотам: "Я жертвую своей жизнью ради моей страны и моего народа".

Ему стало ясно, что при оснащении истребителей была допущена роковая ошибка. Хотя он и приказал оснастить самолеты боевыми снарядами, он, как командир, не сделал этого сам. Можно лишь предполагать, что простые солдаты, выполнявшие приказ, допустили ошибку. Они были неграмотными и, возможно, перепутали ящики или неправильно поняли приказ и подумали, что речь идет об обычных учениях.

Куэра никогда не проверял, как выполняются его приказы, и это была роковая ошибка. Если бы его истребитель был оснащен боевыми ракетами и снарядами, одной ракеты или одного пулеметного залпа хватило бы, чтобы сбить "Боинг".

После того, как он спрыгнул с парашютом, двое других пилотов, которым тоже не удалось сбить королевский самолет, потому что у них были не те снаряды, вернулись на авиабазу. Известие о путче распространилось там, как степной пожар, и летчики радостно приветствовали "Исламскую республику". Десять летчиков подняли свои самолеты в воздух; это они атаковали королевский дворец. Таким образом, речь шла об импровизированной акции, которая была полной неожиданностью как для меня, так, несомненно, и для Уфкира.

Пока Уфкир ехал по направлению к моей казарме, самолет короля сел. Хасан и его брат вскоре после этого покинули аэропорт. Монарх скрылся в ливанском посольстве, его брат - во французском, а летчики атаковали аэропорт и дворец, думая, что Хасан прячется там.

Когда Уфкир прибыл в казарму, тут же зазвонил телефон. У аппарата был живехонький король. Откуда, черт возьми, он узнал, что Уфкир здесь? Просто догадался? Моя казарма была самой большой в Рабате. А может быть, имело место простое совпадение.

Что творилось тогда в голове Уфкира? Никто не знает, и нет смысла спекулировать на эту тему. Во всяком случае, он должен был ясно понимать, что первый этап нашего плана не удался, поэтому невозможно перейти ко второму. Может быть, Уфкир не сказал мне ни слова, чтобы на меня не обратили внимание? Или он думал, король не знает, что мы - организаторы путча? Или хотел узнать, где находится Хасан, и прикончить его? Все могло быть. Так или иначе, Уфкир поехал в главный штаб армии, который находится рядом с дворцом.

Когда самолеты атаковали дворец, он подумал, что могут попасть в штаб, и вместе с другими офицерами спустился в бомбоубежище. Может быть, он думал также, что молодые офицеры затеяли параллельный путч без его ведома, потому что воздушные атаки производились без его согласия.

Когда истребители обстреливали дворец, я тоже был счастлив и зол одновременно. В какой-то момент я заподозрил, что Уфкир организовал все это за моей спиной. Мы не доверяли друг другу, как Абабу и Мадбух 13 месяцев назад во время схиратского путча.

Царила полная неразбериха. Я оставался в своей танковой части, пытаясь узнать, что произошло. Некоторую ясность внесло сообщение, что майор Куэра попал в руки полиции. Он был ранен и сломал ногу. Его срочно доставили в Рабат.

Официально Уфкир оставался командующим армией и вел себя так, будто не знает, кто стоит за попыткой переворота. Но Куэра во дворце под пытками признался, что организатор путча - Уфкир. Теперь король стал вести себя так, будто этого не знает. Он связался по телефону с Уфкиром, не сказав ему, где находится, и не сообщив ему, что Куэра в его руках и "раскололся". Хасан приказал Уфкиру арестовать путчистов.

События развивались очень быстро. Уфкир попытался выиграть время, заявив, что ищет офицеров-заговорщиков. Он узнал, что Амкран вместе с двумя другими офицерами, которые вместе с Куэрой атаковали "Боинг", улетели на вертолете в Гибралтар, и заключил из этого, что Куэра мертв. Он думал, - как сначала и я, - что Куэра погиб при падении его самолета.

В 20.00 в мою казарму прибыл из дворца полковник Хатими, командующий танковыми войсками. Он созвал нас, офицеров, и сообщил, что предатели атаковали королевский самолет, но часть их уже за решеткой и ситуация под контролем. Вероятно, именно в этот момент король приказал Уфкиру прибыть в Схират. Почему тот послушался? Хотел сам убить короля? или продолжить свою игру?

Стало совсем темно. Я отдал приказы своим солдатам. Никто не должен приближаться к нашей танковой части. Они не должны подчиняться никому, кроме меня. Я пытался звонить Уфкиру, но его не было ни дома, ни в главном штабе.

Одновременно я старался узнать что-нибудь по зарубежному радио. В Марокко пресса, радио и телевидение распространяют ложь по приказу государства. Так обстоит дело при любой диктатуре. В Марокко все СМИ подчинены королю. Тот, кто хочет получить сравнительно объективную информацию о положении в стране, слушает зарубежное радио, Би-би-си или Франс Интер. И сегодня мне нередко звонят из Рабата в Стокгольм, и спрашивают, что нового в Марокко. Но и зарубежные СМИ большей частью сообщают лишь то, что продают им официальные новости.

В час ночи я услышал по французскому радио, что в Марокко имела место попытка путча, организованная офицерами ВВС. Генерал Уфкир покончил с собой. Это сообщение было для меня шоком. Я должен был как можно быстрей принять решение. Если Уфкир в самом деле наложил на себя руки, и король не знает о моей роли, я могу продолжить службу в армии, думал я.

Марокканское радио вообще ничего не сообщило об этих событиях. Рано утром я покинул казарму через мало кому известный выход на задах и через соседнюю больницу добрался до гаража, где стояла моя машина. Я поехал на виллу Уфкира.

Как обычно, на входе стояла охрана. "Генерал дома?" - спросил я. К моему ужасу, охранник переспросил: "Какой генерал?" "Уфкир", - выдавил я. "Да, его труп привезли этой ночью. Можете на него посмотреть".

Я вошел в дом. Первым, кого я встретил, был брат Уфкира Мулай Хашем, убитый горем. Я встретил также черную горничную Коко. Вместе со мной она, плача, прошла в "арабскую комнату", где труп Уфкира лежат на кровати, на спине, покрытый белой простыней. Когда я ее поднял, увидел много крови. Один глаз был выбит выстрелом, явно сделанным сзади. Ничего себе "самоубийство"! Труп был продырявлен 50 пулями. Такой трюк не удавался ни одному самоубийце.

Я спросил Коко, где портфель генерала. В нем лежала кассета с нашим коммюнике и его полный текст, написанный мною от руки. Эти улики, разумеется, не должны были попасть не в те руки. Но Коко не видела портфеля. Я спросил двух телохранителей Уфкира, что произошло. Они рассказали, что доехали вместе с ним до дворца, но остались ждать снаружи. Через час пришел генерал Сефриуи, командир негритянской стражи короля, и приказал им возвращаться домой. "Генерал приедет позже", - сказал он.

Через час после того, как они прибыли на виллу генерала в Суисси, приехала карета скорой помощи. В ней вместе с другими сидел Хсуни, полицейский специалист по пыткам. Он был одним из убийц Бен Барки. Теперь он привез труп Уфкира.

 


 

 11-
А король-то голый!
 

До попыток путча 1971 и 1972 годов король не был в глазах подданных простым смертным. Король Марокко, сначала Мохаммед V, потом Хасан II, это было учреждение, связанное с историей и традициями Марокко. Монархия казалась простому обывателю высокой и недостижимой, вдвойне ослепительной благодаря окружавшей ее роскоши.

Но за несколько часов 10 июля 1971 г. этот мираж рассеялся как дым. Вся официальная элита Марокко увидела, как полубог уползает в туалет, а потом выходит оттуда с поднятыми руками, а простой солдат подгоняет его своим автоматом. Люди увидели также, как этот король сидел на полу у стенки, маленький и незаметный посреди разряженной толпы, так что те, кто искал его, чтобы убить и заснять это на пленку, не узнали его. Какое невероятное унижение!

Рассказ об этих памятных событиях разнесся по всему Марокко со скоростью ветра и произвел сильное впечатление на простой народ. Значит, можно ворваться во дворец, унизить короля и часами держать его под страхом смерти. И это сделали простые солдаты. Хасан выжил, но остался на сцене голым.

Этот демонтаж его репутации имел свое продолжение. Он начался сразу же после неудачного путча; везде, во всех кругах, эти события обсуждали открыто, с ехидными комментариями. Обо всем, о чем знали, но не решались говорить - о скандалах, коррупции, политических провалах - теперь говорили без обиняков, особенно много - о личной жизни короля, иногда с сочувствием, иногда с ненавистью, но никогда - с уважением. Для многих была обесчещена личность, к которой относились с почти религиозным благоговением.

События одного дня поставили под вопрос всю систему. Как она будет работать дальше? Раньше она опиралась на принцип непогрешимости короля, который сам все решал. Лжепарламент был лишь фасадом.

Этот "парламент" не представлял собой самостоятельную политическую силу и был, в сущности, пятым колесом. Хасан выбирал, заменял и смещал министров и высших государственных служащих. Что касается исполнительной и законодательной власти, то здесь было два пути: обычный административный, который постоянно блокировался, и параллельный, который вел прямо от короля к его "исполнителям", помыкавшим людьми, формально ответственными за дело.

То же в значительной степени можно было сказать и об армии. У нее был свой штаб, своя иерархия и свои чины, но наряду с классической организацией король создал свою особую систему прямых связей с отдельными военными округами. Начальник штаба был лишь марионеткой. Действительными полномочиями обладал генерал Мадбух, но он-то и стал путчистом.

Штаб отвечал за повседневные дела, такие как закупка картофеля или бензина. Если же речь шла об оптовом снабжении провиантом, больших маневрах или покупке оружия, надо было через Мадбуха обращаться к Хасану. Серьезно провинившихся офицеров король наказывал лично.

Так же работала система и во всех других областях. На троне сидел человек, от которого исходила некая аура, он был "вождем правоверных" и одновременно - современным, просвещенным правителем. От него зависело все!

В результате постоянно возникали запутанные ситуации. Так однажды Хасан поручил другому лицу произнести за него речь на собрании, на котором он не присутствовал. Он сослался при этом на обычай, восходивший к XVI веку. Выбранный для этой цели министр должен был дважды целовать листок с речью, словно в присутствии самого короля. Одновременно в зал перед речью были запущены две колонны дворцовых лакеев. Они кланялись и кричали: "Да хранит Аллах короля!" Все это зрелище показывали по телевидению в назидание народу. А народ, наверное, удивлялся, почему министр целует три листка бумаги со статистическими данными.

Отвлекаясь от этих правдоподобных анекдотов, я хотел бы вкратце описать, как работала эта система. Ее основной идеей был возврат к традиционным, неисламским, декадентским ценностям.

Как уже говорилось, монархическая форма правления несовместима с Исламом. Неисламские, декадентские ценности были включены в систему правления просто путем возврата к марокканской феодальной системе "махзен", которая существовала задолго до колониальной эпохи и соответствовала феодально-родовому строю. Ей только придали новую форму. Эта система "махзен" основана на том принципе, что слуги султана - каиды, главы берберских племен, губернаторы провинций - получают свое жалование "непосредственно от народа". В современном обществе это может привести лишь к коррупции в огромных масштабах.

После схиратского мятежа плотину прорвало. Один безобразный скандал следовал за другим. Правда, речь шла лишь о скандалах: какими бы грандиозными они не были, волны можно было потом утихомирить. Устроили несколько показательных процессов над чиновниками, и все осталось по-старому. Драматизм ситуации заключался в том, что коррупция, как раковая опухоль, продолжала расти и отравлять собой всю систему.

Рука руку моет. Все знают, что чемпион по взяткам - сам король. Как же может в таких условиях развиваться страна?

Даже самый бедный крестьянин хорошо знает, что он должен принести в подарок курицу, если хочет занять семян для посева. Каждый рабочий знает, что "налог" за паспорт равен 500 дирхамам, который нужно тайно положить на стол чиновнику в МВД. Каждый марокканец знает, что король - самый крупный производитель цитрусовых в Марокко. Каждый, на ком лежит ответственность, должен видеть, что бюджет "с тысячью дыр в тысяче карманов" не может служить общественным целям.

Коррупция ведет к сплошным фальсификациям. Не одна официальная цифра не достоверна. Никто не знает, по каким именно мутным каналам уплывают государственные деньги, известно лишь, что 14 млн. крестьян и рабочих располагают 45% национального дохода, а 800.000 привилегированных - остальными 55%. И разрыв между бедными и богатыми постоянно увеличивается.

"События в Схирате были для нас не разрывом бомбы, а звонком будильника, - говорили многие марокканцы. - Мы знали, что изменения настоятельно необходимы. Проблема заключалась лишь в том, что мы не знали, как и когда". Другие марокканцы восприняли сообщения о попытках путча в 1971 и 1972 годах недоверчиво и с удивлением.

 


 

---

 

 12-

Почему взбунтовались именно военные?
 

Монархия в Марокко не казалась более стабильной, чем в других арабских странах, но неожиданность заключалась в том, что попытки революции исходили с той стороны, откуда их не ожидали. Мохаммед V и Хасан II постарались поставить вооруженные силы под свой личный контроль и позаботились о том, чтобы у солдат не было причин для недовольства. Разумеется, кое-что было сделано и для того, чтобы обеспечить лояльность государственных служащих. Дурных сюрпризов трон мог ожидать с этой стороны только от людей, занимающих более низкие, а не высшие посты.

Революции в Египте, Ираке и Ливии были осуществлены офицерами среднего звена, а не генералами. Эти молодые офицеры были выходцами из простого народа, получали скромное жалование и хорошо знали, как живет народ. В той или иной степени их вдохновляла исламская идеология. А какой идеологией руководствовались генералы и полковники, предпринявшие 10 июля 1971 г. и 16 августа 1972 г. попытки свержения тиранического режима в Марокко? Ведь они жили в роскоши при этой системе!

Что побудило к действию этих людей, которые имели все необходимое для комфортабельной жизни, да еще многое сверх того, но ежедневно наблюдали еще более кричащую роскошь? Формально они были осыпаны почестями, но ради этого они должны были унижаться перед теми, кто занимал более высокое положение в иерархии. Может быть, со временем это постоянное самоуничижение стало слишком тягостным? им нужны были не только богатство и новые ордена, как и многим офицерам в других арабских странах? Может быть, ответы на эти вопросы содержатся в протоколах допросов. Остается ждать их публикации.

И все-таки: каковы были мотивы руководителей путчей и их помощников? Под последними я имею в виду тех, кто не принимал активного участия в путчах, но и не предпринял ничего, чтобы сорвать их, а просто выжидал. Объективно эти люди были на стороне путчистов. Только благодаря таким молчаливым помощникам колонна из 1400 солдат смогла проделать длинный путь от Ахермуму через Фес, Мекнес и Рабат до Схирата, а король об этом абсолютно ничего не знал.

В отношении солдат, которые участвовали в схиратском путче, Хасан давал два противоречащих друг другу объяснения. С одной стороны, он утверждал, будто они находились под воздействием наркотиков, а с другой, - что их командиры обманули их, сказав, будто королю угрожают мятежники и их задача освободить и защитить его.

Версия насчет наркотиков неправдоподобна. Тот, кто принял наркотики, может не чувствовать надвигающейся опасности, но его трудно заставить действовать против его убеждений. Свидетели, которые говорят о наркотиках, могут быть искренними: их показания основаны на том впечатлении, которое произвели на них мятежные солдаты: они казались неестественно возбужденными.

Но следует помнить, что под влиянием сильных эмоций люди могут вести себя так же, как под действием наркотиков. Те, кто видел истерические припадки людей во время похорон Насера, легко могли впасть в заблуждение и подумать, что эти люди тоже находятся под воздействием наркотиков.

Еще неправдоподобней вторая теория. Согласно ей, молодые солдаты верили, будто люди, заполнившие королевский дворец, - заговорщики. Но гостями были сплошь высшие государственные чиновники, которые держали в руках бокалы с шампанским и тарелки с копченой лососиной.

Может быть, кое-кого из солдат, участвовавших в мятеже, и в самом деле обманули, но это явно не относится к тем из них, которые направились на радиостанцию, чтобы провозгласить республику. Было бы интересно узнать, что двигало этими людьми. При подобных путчах организаторов обычно ищут, прежде всего, в среде политической оппозиции. Но в данном случае Хасан прямо сказал, что оппозиция не имела никакого отношения к подготовке путча, хотя и намекнул, что есть косвенная связь между критикой его режима и попыткой путча.

Партия Истикляль - монархическая, с ней все ясно. Трудней понять точку зрения марксистского UNFP. Официально он, конечно, за монархию (иначе он не мог бы легально существовать), но среди членов этой партии господствует убеждение, что монархия - лучшая защита тех феодальных правителей, которых следовало бы лишить власти, и самое большое препятствие на пути к вожделенной "социалистической" системе. По мнению этой партии, это единственное решение экономических и социальных проблем страны. Прочие "легальные" партии - всего лишь марионетки, которые пляшут под дудку короля и играют роль придворных шутов.

Это плохо организованная, слабая, большей частью, не пользующаяся никаким доверием оппозиция - лишь часть действительных противников режима. Тот, кто имеет контакты с учащейся молодежью и студентами, знает, что молодое поколение в большинстве своем думает не только о системе, но и о самом короле. Но чем молодежь хотела бы заменить старую систему? Здесь, конечно, начинаются разногласия. Многие видят решение проблем в Исламе, другие надеются на "арабский социализм". Но все с беспокойством смотрят в будущее и все ощущают мучительный контраст между кричащей роскошью тонкого высшего слоя и нищетой широких масс.

Кадеты, которые стояли за попыткой путча в июле 1971 г. и мятежники августа 1972 не имели прочной идеологической основы, у тех, кто говорил от их имени, не было ясной программы. Хотя они и употребляли термин "социализм", это была всего лишь словесная оболочка. Правительственная партия в первом монархическом "парламенте" Марокко тоже называлась "демократическо-социалистической". Но без твердых убеждений не рискуют жизнью, как это делали молодые мятежники.

Народная идеология, которую разделяют почти все марокканцы, а именно Ислам, по природе своей - революционное учение. Благодаря этому на эмоциональном уровне слово "революция" воспринимается в Марокко положительно. Ислам требует от верующего сопротивляться несправедливости всеми средствами.

В рассказах свидетелей драматических событий 10 июля 1971 г. всплывает одна поразительная деталь. Солдаты, ворвавшиеся во дворец, ни у кого не брали денег, а предметы роскоши, украшения и золотые зажигалки бросали на пол и в ярости топтали ногами. Этот небольшой, но примечательный эпизод следует рассматривать в свете иного феномена несравненно больших размеров, о котором говорят везде, в Алжире и Тунисе, в Париже и Вашингтоне.

Нельзя прожить в Марокко и дня, чтобы не столкнуться многократно с этим явлением, от которого страдают как местные жители, так и иностранцы. Речь идет о коррупции. Все общество здесь поражено взяточничеством. Идеальная питательная почва для этого - низкий уровень развития. В бедных странах власть всегда была для многих самым верным путем к богатству.

Марокко, похоже, побило в этой области все рекорды, пусть не мировые, но в Северной Африке и арабском мире оно, несомненно, чемпион. В первой половине 1971 г. один грандиозный скандал следовал за другим. Марокко стало бельмом на глазу даже для США, которые всюду поддерживают консервативные диктатуры, и это привело к отсрочке официального визита Никсона в Марокко. Непосредственным поводом для этого послужил коррупционный скандал, в котором были замешаны высокопоставленные марокканцы, настолько влиятельные и многочисленные, что дело замяли. Все следы вели к королю, его семье и окружению.

Хасан II говорил, что Мадбух был "привилегированным из привилегированных". Но кто дал ему эти привилегии, и не только ему, а и всем руководителям путчей 1971 и 1972 года? Все, кто знаком с положением в моей стране, знают, что вся система привилегий и кумовства зиждется на воле короля. Несмотря на показательные меры против отдельных особо коррумпированных личностей, создается впечатление, что речь идет о правительственной стратегии, нацеленной на то, чтобы связать правящий слой с режимом и нейтрализовать тех ключевых деятелей, - прежде всего, молодых, - которые в противном случае могли бы уйти в оппозицию.

Многие марокканские студенты, которые в годы учебы в Париже или Стокгольме изображали из себя пламенных маоистов или троцкистов, по возвращении в Марокко заняли хорошо оплачиваемые посты, обзавелись виллами в Суисси (богатый квартал Рабата) и счетами в швейцарских банках. Подобные факты есть, и они неопровержимы. А как могут руководители профсоюзов, "вожди рабочего класса", устроить революцию, если они сами разъезжают в автомобилях, подаренных им королевским двором? Это тоже неопровержимые факты.

Перейдем к другим особенностям системы. Специалисты по Марокко, которые до путчей 1971 и 1972 годов слышали от меня, что я не верю в долгосрочные перспективы системы, возражали, что такая политика работает уже сотни лет, и марокканцы и в будущем будут отождествлять власть с богатством, а те, кто возмущается коррупцией, не помедлят ни секунды, если им самим представится возможность поживиться. На этом убеждении основывается и вся политическая стратегия Хасана.

С исторической точки зрения эта аргументация страдает серьезными недостатками. Во-первых, при ней упускают из вида глубоко укоренившиеся исламские традиции, которые учат отвергать земную роскошь. История показывает, что периодически появлялись исламские реформаторы, выступавшие против богатых и власть имущих (что одно и то же). Часто им удавалось поднять бедствующие массы на революционный джихад.

История мусульманства знает много фанатиков типа Савонаролы. Эти реформаторы становились все более многочисленными, потому что им приходилось начинать свою работу с начала: новые властители поддавались тем же искушениям, что и их предшественники. В Марокко такие реформаторы (Альморавиды, Альмохады, в ХХ веке - Эль-Хильба и другие) приходили обычно с юга, из бедных областей Сахары. И сегодня можно встретить этих людей с юга - арабов и берберов, раса в данном случае не играет роли - у въезда в города, где они разбивают свои шатры. Они составляют треть населения трущоб на окраинах больших городов.

Незнание присущих Исламу революционных импульсов - первая ошибка, которую делают "специалисты по Марокко" и король Хасан, а вторая заключается в том, что они не учитывают радикальных изменений, которые происходят в наши дни в Марокко.

Нет больше "китайской стены", которая ограждала прежние диктатуры. Волшебные сказки о бедняке, который стал султаном, в прежние времена, по всеобщим представлениям, описывали единственный путь выхода из нищеты. Сегодня даже в самом жалком трущобном бараке знают, что есть и иные возможности, и другие народы указывают нам путь.

Раньше о богатых говорили, что богатство им даровал Бог. Сегодня о денежных мешках говорят совсем иначе и, не стесняясь, обзывают их ворами. Что еще, кроме ненависти, могут испытывать бедные студенты к тем, кто купается в несправедливо нажитой роскоши, если у них самих нет ни перспектив на занятие государственного поста (70% государственных служащих моложе 40 лет), ни надежд получить место в частном секторе (даже в экономически успешные годы появлялось 100-110 тысяч новых рабочих мест в год, а их должно быть вдвое больше, если учитывать быстрый прирост населения).

В марте 1965 г. в Касабланке против гнета взбунтовались обитатели трущоб. Этот бунт был подавлен столь жестокими мерами, что, как сказал один свидетель, народ после этого теперь долго не поднимется. Безработица среди выпускников университетов и бунт образованных людей - все большая опасность для режима, хотя и не столь легко распознаваемая. Поэтому большинство революций в Третьем мире начиналось не в предместьях, как в Европе XIX века, а в казармах.

При анализе драматических событий 10 июля бросается в глаза еще одно: акты насилия против иностранцев, что совершенно необычно для Марокко, так как марокканцы необычайно гостеприимны.

Если в былые годы случалось нечто подобное, например, в 1907, 1912 и 1953-55 гг., то это происходило в рамках борьбы за независимость. Когда же в Схирате иностранных гостей - послов, врачей, деловых людей - били и даже расстреливали из автоматов, это, разумеется, непростительно, но путчисты были сильно возбуждены.

Чтобы можно было понять эти вещи, надо подробней остановиться на глубинных причинах. Политическая независимость никоим образом не влечет за собой автоматически экономическую независимость, особенно если современный промышленный сектор, ключ к развитию страны, остается в руках бывших колонизаторов, которые эту промышленность и создали.

В т. н. социалистических странах эта проблема была решена путем национализации. В Марокко, которое выбрало "либеральный" путь, политика, направленная на действительную экономическую независимость, должна была бы обеспечить переход собственности иностранных капиталистов в руки граждан Марокко. Но наша буржуазия не хотела и не могла этого сделать. Немногочисленные крупные купцы из Феса ("фасси") не стали современными капиталистами-предпринимателями, как их европейские предшественники в XIX веке. Долгосрочным капиталовложениям в промышленный сектор они предпочли краткосрочные проекты и спекуляции, а также "надежные" вложения в землю, недвижимость, золото и драгоценности.

Поэтому индустриализацию взял в свои руки иностранный капитал. "Либеральному" государству пришлось самому финансировать новые промышленные проекты, иначе это дело целиком досталось бы иностранным капиталистом. Был создан Национальный банк промышленного развития. Необходимый капитал предоставили государство и иностранные финансисты. Отечественным капиталистам по плану предложили 10% акций, но они и их не купили, так что и эти 10% достались иностранным финансистам.

Пожеланиям отечественной буржуазии целиком соответствует "марокканизация" сектора услуг. Пока государство и иностранцы занимаются индустриализацией, этот сектор развивается вслед за промышленностью и приносит большие барыши (в рекламе можно легче и быстрей заработать деньги, чем, скажем, в черной металлургии).

Чиновники тоже активно участвуют в танце вокруг Золотого тельца. Многие из них вышли из буржуазных семей или породнились с ними. Другие сделали из диплома о высшем образовании золотой ключик к государственному казначейству. Во Франции времен короля-буржуа Луи Филиппа буржуа были по природе своей очень экономны и старались не демонстрировать свое богатство. У марокканских нуворишей, наоборот, сильно проявляется свойственная бедуинам наклонность к хвастовству - все или ничего. Во многих кругах Рабата стесняются принимать гостей, если не могут похвастаться хотя бы купальным бассейном в саду своей виллы.

Те, кто не попал на королевский праздник, с трудом подавляли чувство зависти к приглашенным, окруженным неслыханной роскошью гостям. Очень трудно было не испытывать неприязни ко всем этим людям, будь то марокканцы или иностранцы, которые жили в комфорте, недостижимом не только для широких масс, но и для мелкой буржуазии. Те, кто имел достаточное образование и был достаточно умен для того, чтобы доискиваться причин, мог прийти к логическому выводу, что разбогатевшие за счет сектора услуг марокканцы сколотили состояния, прислуживая иностранным капиталистам, заправлявшим в промышленном секторе.

Этот тезис часто встречался на страницах левых марокканских журналов. Их ученые редакторы основательно прочитали своего Маркса и бичевали буржуазию, опору режима, как услужливое орудие "западного капитализма". Но верный своим обычаям режим покупает лояльность этих интеллектуалов и их оценки.

Кадеты из Ахермуму не читали ни Маркса, ни прогрессивных журналов, но они знали, что буржуазия и коррупционеры хранят свои деньги за пределами страны, в сейфах иностранных банков. У них не было четкой идеологии, а были лишь глухое возмущение и гнев. В сочетании с заповедями Ислама этих чувств оказалось достаточно, чтобы поставить режим на край пропасти и показать его уязвимость.

Один француз, живущий в Марокко, рассказывал, что он был у своих марокканских друзей, когда пришло сообщение о схиратском путче. Новости поступали каждый час. Сначала все ликовали, потом приуныли, и каждый поспешил засвидетельствовать свою лояльность королю.

Любой режим неизбежно деградирует, если он перестает учитывать психологические и социальные особенности народа. Это относится не только к монархиям, но и ко многим республикам. В ХХ веке нельзя больше править страной, как в прежние времена, даже со ссылкой на традицию.

Один марокканский "роялист" сказал о Хасане: "Он хочет быть просвещенным, современным монархом и править страной как Мулай Исмаил (султан Марокко с 1672 г. по 1727 г.). Это невозможно".

Марокканское "правительство" состоит не из министров в современном смысле слова, а из рабов повелителя милостью Божьей, воля которого - закон. Абсолютная личная власть всегда сопряжена с большими опасностями и недостатками.\

Я позволю себе усомниться в том, возможна ли вообще такая власть в современном мире, которые становится все более сложным. Тот, кто властвует один, обречен на то, что он будет все более одиноким, пока, наконец, не станет беспомощным пленником своего собственного одиночества. "Он никого больше не слушает. Ему нельзя больше говорить правду", - жаловался один из ближайших советников Хасана, и такие слова можно все чаще слышать в коридорах королевского дворца. Разумеется, об этом говорят вполголоса. Но что еще делать, если коррупция стала формой правления?

Многие вожди компенсируют одиночество абсолютной власти своей харизмой, которая магическим образом связывает их с широкими массами. Когда французским королям не хватало гениальности, ее возмещали помазанием в монархи милостью Божьей. Алавитские султаны ссылались на "бараку", т. е. божественное благословение. Но сегодня подобные трюки действуют все меньше. Есть ли в нынешнем Марокко связь между королем и его народом? Нет. Поэтому все больше граждан считают режим незаконным.

Тех, кто непосредственно наблюдал события 10 июля 1971 г. и 16 августа 1972 г. поразила почти полная пассивность народа. Никакие массы не собрались ни за, ни против короля. Создавалось впечатление, будто все разыгрывается в некоем чуждом мире, бесконечно далеком от простых смертных, у которых нет ни желания, ни возможности вмешиваться.

Правда, темп развития событий не оставлял народу времени на реакцию. Чувство облегчения в связи с тем, что король уцелел, а путч провалился, должно было по идее вызвать взрыв радости в монархических слоях народа. Но этого не случилось.

Отсутствие какой-либо стихийной реакции - еще одно доказательство того, в каком страшном одиночестве на самом деле живут обладатели абсолютной власти. Скорее можно было уловить разочарование, нежели радость по поводу неудачи путча.

Заслуживает внимание еще один аспект путча, хотя его не так легко объяснить. Это непропорционально большая роль, которую играли при этом берберы. То, что королевские вооруженные силы в значительной степени состоят из берберов, общеизвестно. Берберы занимают не только низкие, но и руководящие посты. Большинство генералов, расстрелянных 13 июля 1971 г. были берберы. Этому есть убедительное объяснение: население гор, привыкшее к трудным условиям существования и в большинстве своем состоящее из берберских племен, издавна отличалось особой приверженностью к воинскому ремеслу и военной славе.

Правда, было бы совершенно неверно трактовать этот мятеж, как восстание берберов против арабов. Это Хасан придерживался той же стратегии, что раньше колонизаторы: он хотел опереться на берберов, которых считал более надежными, так как они больше привержены к своим традициям и меньше подвержены веяниям современности. Миф о "благородных дикарях", в данном случае о "добрых берберах" оказался живучим. Но тот, кто опирается на берберов, чтобы защитить отсталый общественный строй, рискует однажды пережить жестокое отрезвление. Да, берберы верны, но они любят и свою свободу и особенно большое значение придают справедливости. Хасан для них безбожник.

Берберы в своей истории редко бывали едиными. Они раздроблены на многочисленные племена и кланы, которые временами враждуют между собой. Убитые в Схирате адъютанты короля тоже большей частью были берберы. Мадбух и другие руководители мятежников тоже были берберы, притом из области Риф. Там народ поднялся в 1958 году. Это восстание было жестоко подавлено королевской армией под командованием принца Мулай Хасана.

В какой степени воспоминания об этой кровавой бане влияли на вождей мятежа? Я не знаю, но можно с уверенностью сказать, что горские племена не забудут своих генералов, которыми они так гордились и на которых возлагали надежды. Они не забудут, как толпа глумилась над их трупами, изрешеченными пулями. Французская поговорка гласит: "Месть это берберское блюдо, которое нужно есть холодным".

Во время восстания 1958 г. люди в области Риф скандировали: "Мы больше не хотим, чтобы нами правили люди из Феса!" Здесь следует сказать, что капиталисты из Феса это частично перешедшие в Ислам евреи. Их непропорционально много в правящей элите и они владеют большей частью народного достояния. Но мятежники скорее использовали выражение "люди из Феса" в переносном смысле, имея в виду вообще прогнивший город с его нагромождением кричащей роскоши и богатства, что вызывало одновременно алчность у разбойников, ненависть у бедняков и отвращение у пуритан.

Все эти факторы сыграли свою роль позже, во время схиратского мятежа. Берберы, более воинственные, более бедные и большие пуритане, чем остальное сельское население, образуют острие копья марокканской крестьянской армии, которая на протяжении многих веков не раз восставала против роскоши и тирании городов, не считая, что бедность это наложенный Богом жребий, которого нельзя изменить. И статистика подтверждает инстинктивные подозрения простого народа, показывая, что более высокий уровень жизни городского населения достигается, по крайней мере частично, за счет сельского населения.

Понять происхождение политического движения часто помогает исследование его дальнейшего развития. В описанном здесь случае, когда движение было задушено в зародыше, такой возможности нет.

Несмотря на это, правомерно задать вопрос, к чему привел бы путч, если бы он увенчался успехом. Многие проводили параллель с событиями в Греции, где в 1967 г. на семь лет установилась диктатура "черных полковников". Но скорее это был бы режим насеровской ориентации. Если бы Мадбух не был убит, Марокко сегодня, возможно, правила бы группа офицеров с исламско-насеровской идеологией.

Те, кто считает оба путча 1971 и 1972 годов просто дворцовыми переворотами, ошибаются; у этих событий совсем иные корни. Остаются проблемы, с которыми сталкиваются все страны т. н. Третьего мира и к решению которых в Марокко всерьез не приступали.

Столетиями народ Марокко жил в бедности, порой в нищете. Однако численность населения продолжала расти. Сегодня она увеличивается в год на 3,2%, а это означает, что через 20 лет население станы удвоится. И все эти люди, у которых большей частью нет перспектив на достойное человека существование, ходят в школу и слушают радио. Транзисторные приемники есть в каждой палатке, в каждом бараке. Время всеобщего безразличия прошло.

События 10 июля 1971 г. и 16 августа 1972 г. потрясли основы старой феодальной системы "махзен", давно себя изжившей. На протяжении 45 лет колониальной эпохи и 30 лет псевдонезависимости богатства страны эксплуатировались в интересах власть имущих и их прислужников.

Основы экономического развития одновременно в высшей степени сложны и, по сути своей, просты. Чтобы больше производить, нужно вкладывать капиталы. Чтобы вкладывать капиталы, нужно экономить. Чтобы экономить, нужно потреблять меньше, чем производится, то есть, ограничивать себя. Столетиями ограничивать себя приходилось только широким массам.

Сегодня массы не хотят больше этого делать. Они видят, как паразитическое меньшинство бесстыдно купается в нажитых нечестным путем богатстве и роскоши. Предположение, будто бремя самоограничения можно равномерно разложить на плечи всех, будет иллюзией; абсолютное равенство невозможно. Но можно, по крайней мере, сделать так, чтобы несправедливость не была столь вопиющей и чтобы бедняки, которые принимают на себя большую часть бремени, получали за свои жертвы приличное вознаграждение.

Это звучит, как прописные истины, но, чтобы они воплотились в жизнь, необходима революция. Если этого нельзя достичь мирными средствами (а бывают и мирные революции, их знает, например, история Швеции), в ход идут кровавые, насильственные методы и страдают от них опять-таки в большинстве своем маленькие люди.

Но у марокканского народа нет выбора. Речь идет о благосостоянии или бедствии целой страны. Либо свершится революция и прогнившая монархия будет свергнута, либо революционеры умрут как свободные мусульмане. В Коране говорится, что там, где правят цари, распространяется коррупция, и свободные люди превращаются в рабов. Ислам первоначально был революционной идеологией и движением, направленным против тирании и наследственной монархии.

Ворота в будущее открыты. 10 июля 1971 г. и 16 августа 1972 г. стали предупредительными сигналами для власть имущих. Хасан II и его цепные псы не смогут сдержать ход истории.

Судьба шаха Ирана должна послужить предостережением для нашего деспота и не только для него, а и для всех марокканцев и иностранцев, которые получают прибыли от его позорного режима.

Роль армии во внутриполитическом развитии страны это феномен, не ограниченный одним т. н. Третьим миром. Когда я приехал в Швецию, я стал изучать историю своей новой родины и узнал, что группа шведских офицеров во главе с генералом Адлеркрейцом 13 марта 1809 г. свергла короля Густава-Адольфа за его неправильную внутреннюю и внешнюю политику. Офицеры арестовали его в стокгольмском замке, а 10 мая того же года этот переворот привел к низложению монархии. Последующие политические реформы стали основой нынешней шведской Конституции и демократии.

 

---

 

13-

Исламский мир
 

Арабский мир, из которого я происхожу, имеет, прежде всего, общие культурные корни и черпает из общего наследия, глубокомысленного духовного мира, основой которого является исламская религия. Но роль Ислама ни в коем случае не ограничивается чисто религиозной сферой; Ислам это исторический фактор, который в культурной и идеологической области оказал решающее влияние на формирование "арабско-исламской" нации. К этой нации, именуемой также "арабским миром", относятся:

1) Те, кто говорит на одном из вариантов арабского языка и одновременно считают его своим родным языком; это могут быть и люди, которые не очень хорошо говорят по-арабски, например, многие берберы.

2) Те, кто считает своим наследием историю и культурные особенности народа, который сам себя называет арабским и другие его так называют. К этим культурным особенностям относится с VII века, прежде всего, мусульманская религия, которая в определенной мере представляет собой душу арабского мира.

3) Те, кто сознательно отождествляет себя с арабами.

Исламско-арабский мир состоит из народов тех стран, конституции которых определяют их принадлежность к этому миру или государств - членов Арабской Лиги, подписавших ее соглашения. Ядром исламской нации - мы, мусульмане, всегда употребляем этот термин в единственном числе, хотя немусульмане предпочитают множественное - является мусульманская религия, которая одновременно служит главным источником вдохновения для его политической идеологии. Невзирая на искусственные границы, все арабские страны образуют единый идеологический и политический блок и общую арабско-исламскую цивилизацию.

 


 

---

14- 

Об Исламе
 

В арабском мире Ислам считается божественным Откровением о людях, мире и Боге и драгоценным сокровищем, общим для всех арабов. Даже арабы-христиане признают его в этом качестве и чтут пророка Мохаммеда как объединителя арабов, как человека, которому они обязаны своим духовным возрождением. Ислам можно отнести к разряду светских религий, если под словом "светский" понимать осознание массами своей ответственности за свою историю. В Коране постоянно подчеркивается, насколько важно пробудить в народном сообществе сознание ответственности.

Общая тенденция арабско-мусульманского национализма - революционная, потому что ему приходится вести то оборонительную, то наступательную войну против вредных внешних влияний и колониализма, как капиталистического, так и коммунистического. Течения, которые возникают из устремлений масс и образуют основу народной политической идеологии, проходят обработку в духе Ислама. Он накладывает свой отпечаток и на слова и дела власть имущих.

Современные арабские государства нельзя называть национальными государствами. Есть только одна исламская нация - "Умма". Согласно современной арабской и исламской идеологии, вполне законным национальным государством было бы лишь то, которое охватывало бы исламскую нацию в целом. Правоверный мусульманин скорее лоялен по отношению к этому идеальному государству, которое еще предстоит создать, чем к реально существующему государству.

Согласно Корану, мусульманин должен быть верен государству лишь в том случае, если оно основано на подлинно исламских принципах и является законной политической организацией, не признающей границ между мусульманами. В противном случае господствует гнет ("зульм") и оправдано восстание, т. е. революция. Сила, исходящая от этого вероисповедания, представляет в еще более ярком свете временный, по сути нелегитимный характер безнадежно раздробленных в настоящее время исламских и арабских государств и ослабляет лояльность верующих по отношению к ним.

Все господствующие сегодня в арабском мире режимы нелегитимны, но они пытаются с помощью лицемерия придать себе видимость исламской легитимности.

Кроме того, в настоящее время можно наблюдать - и это в высшей степени интересный феномен - две вещи, которые существуют уже давно, но сегодня заслуживают особого внимания. Это, во-первых, чрезвычайно большая политическая и социальная жизненная сила Ислама, а во-вторых, - та целеустремленность, с которой он в наше время снова прокладывает себе дорогу в историю в качестве ее субъекта, а не объекта. При этом Ислам отказывается принимать модернизированный облик и считает совершенно ненужным использовать для своего оправдания интеллектуальные аргументы, заимствованные из чужого образа мыслей. Его оправдание - в нем самом, в его священных текстах.

Профессор Жак Берк подчеркивает: "Ислам может быть только носителем утопии, утопии о восстановлении согласия между человеком и миром... По моему мнению, сила исламского и арабского мира не в его нефти, а в силе его самобытности. Тот, кто действительно хочет понять, что сегодня происходит в исламском мире, должен отбросить все категории, заимствованные из общественных наук, которые заставляют нас мыслить с помощью политических или материалистических понятий. Нам нужно вернуть уважение к главному измерению - сфере воображаемого и, так как Ислам переживает переломный период, мы не должны упускать из вида, что речь идет, в первую очередь, о культурной революции".

Стремление придать себе "современный" облик, рядясь при этом в западные или восточные перья, оказывается на деле простым обезьянничаньем, характерной формой культурной, интеллектуальной и экономической зависимости. Мусульманская революция невозможна, если предварительно не изучить и не понять Ислам, душу и народную идеологию этой революции.

На Западе многие смешивают понятия "мусульмане" и "арабы". Так Иран иногда называют "арабским государством", что, конечно, бессмыслица. Не обязательно быть арабом, чтобы быть мусульманином. Исламская нация ("Умма"), которая выкристаллизовалась в VII веке опирается, в первую очередь, на арабскую культуру, а та, в свою очередь, основана на Исламе.

Сравнительно немногочисленные этнические арабы, которые первоначально участвовали в распространении Ислама быстро влились в новые местные общества. То, что сегодня называется "арабским миром", - творение Ислама, а не арабского колониализма. Арабский мир включает в себе те исламские государства, в которых арабский является национальным языком. Другие исламские государства, от Турции до Пакистана, от Ирана до Индонезии имеют свои языки.

Около 200 млн. арабов, которые живут в государствах от Марокко до Ирака, составляют лишь меньшинство среди миллиардного населения исламского мира. Поскольку арабский -  язык Корана (молитвы читают на этом языке), для мусульман это священный язык. Коран, как Священное Писание, в отличие от Библии не переводится на другие языки. Существующие переводы Корана не считаются священными текстами, и только толкованиями.

Каждый мусульманин должен читать и цитировать Коран по-арабски. Речь идет о совершенно неизменном, написанном в VII веке христианской эры оригинальном тексте. Разумеется, не обязательно знать арабский, чтобы быть мусульманином. Моя мать, например, не говорила по-арабски. Она только выучила наизусть несколько стихов из Корана, и этого ей было достаточно, чтобы читать молитвы.

 

 

---

 

 15-

В Швеции




25 августа 1973 г. я летел из Парижа в Стокгольм с фальшивым паспортом. Я был совершенно не подготовлен к тому, что меня ожидает в Швеции. Согласно фальшивому паспорту, меня звали Идриси. Я сам отклеил фотографию настоящего владельца и вклеил свою.

Рядом со мной в самолете сидел молодой швед по имени Хэкан Фреден, который возвращался из отпуска, проведенного во Франции. Я представился как "Идриси из Алжира". Хэкан работал инженером в университетской больнице в Упсале. Название этого города я услышал тогда впервые. Узнав, что я не курю и не пью, Хэкан попросил меня взять для него дополнительную норму товаров, не облагаемых пошлинами. Это было мое первое знакомство со шведом.

В аэропорту я без особых хлопот прошел паспортный и таможенный контроль. Хэкан предложил мне переночевать у него в Упсале, а на следующий день поехать в Стокгольм. Я сказал ему, что хочу неделю провести в столице его страны в качестве туриста. Он жил в развалюхе без горячей воды и кухни, с туалетом во дворе, а ведь он был инженер! Но он максимально экономил на жилье, чтобы скопить денег на путешествия.

На следующий день я сел на поезд на Стокгольм. Я обещал Хэкану позвонить ему перед моим отъездом из Швеции. Перед зданием главного вокзала в Стокгольме, я спросил нескольких людей, не знают ли они дешевую гостиницу, где можно было бы несколько раз переночевать. Один человек лет 50 предложил мне свою помощь. Мы сели на автобус и поехали к студенческому общежитию "Домус". Я получил там комнату с кроватью, но без постельных принадлежностей. Человек, который помогал мне в поисках жилья, предложил мне ими обзавестись, но я дал ему понять, что могу спать просто на матрасе.

Вечером он вернулся, но я не захотел ему открывать. Я узнал его голос, но был крайне недоверчив. В конце концов, я находился в бегах. Он ушел, но лишь после того, как просунул мне в щель для писем простыню и наволочку. Поскольку у меня, кроме фальшивого паспорта, не было никаких документов, удостоверявших мою личность, я не решался пойти в полицию и заявить о себе. Я боялся, что меня арестуют за то, что я въехал с чужим паспортом. Но как мне устроить так, чтобы можно было остаться в Швеции?

Мне непременно нужно было найти кого-то, кто облегчил бы мне первый контакт с полицией. В первые дни я никому не сказал, кто я на самом деле. Через несколько дней я познакомился со шведским юристом по имени Леннарт Аспегрен, который работал в шведском обществе помощи беженцам, а также сотрудничал с "Эмнести Интернэшнл". Ему и другому активному члену обеих этих организаций, греку по имени Пониридис (впоследствии он стал греческим послом в Швеции), я открыл, кто я, и признался, что хотел бы остаться в Швеции в качестве политического эмигранта. Но оба они не знали, как среагирует полиция на мой фальшивый паспорт.

Пониридис предложил мне пойти с ним и с Аспегреном в полицейский участок в Кунгсхольмене и подать заявление о предоставлении политического убежища. Правда, был риск, что полицейские меня арестуют и вышлют, - приходилось учитывать и такую возможность. Поэтому я взял с собой пару английских учебников. Если я окажусь, как говорят немцы, "за шведскими гардинами", т. е. в тюрьме, по крайней мере будет, что изучать.

В последний день первой недели моего пребывания в Швеции, в пятницу, я отправился с Пониридисом в упомянутый полицейский участок, взяв с собой свой красный чемоданчик с одеждой и книгами. Мы представились очень привлекательной даме по имени Керстин, которая работала криминальным инспектором. Разумеется, я нервничал и боялся.

Пониридис стал рассказывать по-шведски, что он знает обо мне, но она быстро прервала его и стала на французском языке задавать вопросы непосредственно мне. Я остался с ней наедине в ее кабинете. Она была очень дружелюбной и приветливой. Когда она узнала, что я приехал с фальшивым паспортом, ей захотелось знать, почему. После того, как я рассказал ей свою историю, она поздравила меня с тем, что мне удалось выбраться из Марокко живым. Она спросила меня также, где я предпочел бы жить в ожидании официального полицейского допроса, в гостинице или в какой-нибудь семье. По разным причинам я выбрал второй вариант.

После переговоров с социальным ведомством она связалась с одной семьей, которая жила в Аксельсберге к югу от Стокгольма. Она позаботилась о том, чтобы я получил деньги, и попросила, чтобы я вернулся на следующий день с парой новых фотографий, чтобы я мог получить вид на жительство для иностранца. В социальном ведомстве я получил адрес семьи, в которой я временно должен был жить, деньги на одежду и месячный проездной на метро.

Семья Хеделль состояла из матери Анны-Софии, дочери Цецилии, сына Никласа и пятерых собак. Я получил отдельную комнату и мог в любое время пользоваться кухней и ванной. Все относились ко мне очень дружелюбно. Анна-София знала французский язык (по-английски я тогда почти не говорил) и выполняла роль переводчицы. Я позвонил моим друзьям, Аспегрену и Пониридису, и рассказал им, как продвигаются дела, а также о том, что я вскоре должен буду подвергнуться официальному допросу в полиции. От полиции о моем бегстве из Марокко и о моем теперешнем пребывании в Швеции узнали и СМИ. Многие люди, которых я знал в Марокко, считали меня мертвым, и сообщение о моем счастливом бегстве было для многих немалым сюрпризом.

Первым сообщило эту новость французское информационное агентство АФП. Отделением этого агентства в Стокгольме руководил Жорж Эрбуз, бывший французский офицер, который служил в Марокко, а после ухода на пенсию стал журналистом. Он хорошо знал ситуацию в моей стране и слышал обо мне, хотя раньше мы с ним не встречались.

Как только французские СМИ, которые живо интересовались ситуацией в Марокко, узнали из телеграммы агентства АФП, где я нахожусь, их журналисты развернули лихорадочную активность. Французские ежедневные и еженедельные газеты напечатали сообщение о моем появлении в Стокгольме крупным шрифтом. Это известие передали также французское радио и телевидение и радио Люксембурга. Репортеры газет "Пари-Матч", "Экспресс", "Нувель Обсерватер", "Монд" и агентства РТЛ разыскивали меня в шведской столице, чтобы взять у меня интервью. Короче, мое удачное бегство взметнуло целый вихрь информации. Даже марокканские газеты напечатали сообщение агентства АФП на первых страницах.

Так мои родители, братья, сестры и друзья в Марокко узнали, что я жив. Узнала об этом и моя французская знакомая. Она находилась в магазине города Бове и листала "Пари-Матч", когда вдруг увидела мою фотографию. Прочитав о моей судьбе, она упала в обморок прямо посреди магазина.

В начале моего пребывания в Швеции я познакомился с одним человеком, который стал одним из моих лучших друзей. Его звали Станислав Романов, он был политэмигрант из Польши. Так мы встретились, я, беглец от проамериканской капиталистической диктатуры, и он, беглец от просоветской коммунистической диктатуры. Он очень помог мне в первое время, так как приехал в Швецию на два года раньше меня и знал шведский язык.

В сентябре 1973 г. у меня взяло интервью и шведское телевидение. Репортера звали Ларс-Ола Борглид. Мои первые впечатления от Швеции и ее народа были прекрасными. Общественный строй, страна, ее природа, сами шведы - все мне очень нравилось. Особенно импонировала мне политическая система со всеми ее правами человека и свободами, которые действительно существовали на практике, а не были просто вывеской.

Если бы я, мечтавший о свободе и демократии, бежал в Алжир или одно из коммунистических государств, в Польшу, Россию или на Кубу, меня вскоре постигло бы жестокое разочарование, и я, возможно, стал бы думать, что идеалы, за которые я боролся в Марокко, - пустые, неосуществимые мечтания. Реальность отрезвила бы меня. Но, к счастью, я попал в Швецию и увидел, что мои мечты вполне осуществимы.

Здесь были действительностью права человека и свобода мнений, плюрализм и терпимость и, что важней всего, - политическое и экономическое равенство и демократия. Многие принципы первоначального Ислама, такие как человеческое достоинство, свобода и справедливость, воплощены в жизнь в Швеции несравненно лучше, чем в таком именующем себя исламским государстве, как Марокко.

Даже видение рая, такого, каким он описан в Коране и каким представлялся мне в моих фантазиях, предстало передо мной, когда я прекрасным августовским вечером впервые усидел с самолета Швецию и ее роскошную природу. А когда я в первый раз попал в Скергарден, я стал представлять себе рай еще более прекрасным, чем раньше. Но, несмотря на мое безграничное восхищение Швецией, мои мысли постоянно возвращались к людям в Марокко, откуда я был родом. Моей главной мечтой всегда было, изменить тамошнюю систему таким образом, чтобы люди могли надеяться на достойное будущее. Я хотел совершить там демократическую революцию, чтобы и мы, марокканцы, обладали человеческими правами, которые в Швеции считаются само собой разумеющимися.

Так как мои корни остались в Марокко и мои надежды на будущее связаны с этой страной, я до сих пор рассматриваю мое пребывание в Швеции как временное. Я приехал сюда не как иммигрант, чтобы остаться здесь навсегда, и не был настроен на то, что буду жить в этой стране долго. Я продолжал рассчитывать на скорые перемены в Марокко, которые позволят мне вернуться на родину.

Через несколько дней меня пригласили в полицию, где мне учинили обстоятельный допрос. Это был мой второй контакт со шведской полицией. Она отличается от марокканской как небо от земли. У нас в Марокко полицейского сравнивают со скорпионом, который жалит всех, кто к нему приближается, не различая друзей и врагов. Орудия пыток, которые постоянно применяются в Марокко при допросах политзаключенных, висят в Швеции только в музеях средневековой истории.

Когда я впервые имел дело со шведской полицией, я еще чувствовал страх, который охватывал меня в Марокко каждый раз, когда я стоял перед полицейским. Но этот страх очень быстро исчез и уже вскоре я проникся полным доверием к шведской полиции.

При первом настоящем допросе, который вели двое молодых полицейских, мне показалось, что они ставят лишь те вопросы, которые содержатся в формуляре, и делают это совершенно равнодушно. Им помогала переводчица, юристка, которая подрабатывала таким образом. Она вела себя очень естественно и откровенно. На платье она носила значок Консервативной партии и всячески подчеркивала свою принадлежность к ней. Однако это не помешало ей проникнуться симпатией к моему делу. Пока мы ждали наших полицейских, она указала на двух других в форме и сказала: "Вот этот - консерватор, а тот, другой - соци". Я услышал это слово в первый раз, и она объяснила мне, что так называют социал-демократов.

Когда она услышала, что я обратился к адвокату Хансу-Иорану Франку, она не на шутку рассердилась: "Почему, черт возьми, ты пошел к коммунисту? Это была плохая идея. Он защищает американских дезертиров из Вьетнама". После допроса она выразила свое глубокое удовлетворение по поводу того, что я делал в Марокко. "Нам нужны такие смелые парни, как ты, чтобы избавиться от Улофа Пальме", - поощрила она меня.

Я рассказал ей всю свою историю. К сожалению, ее способности как переводчицы, оставляли желать лучшего, и она делала грубые ляпы. Так, когда я рассказывал об одном командире по имени Саад, я упомянул, что он был пехотинец (по-французски, "fantassin"), а она перевела это слово как "фантастический". Из моего отца, шейха, она сделала принца. После того, как я указал на ее часто неверный перевод, роль переводчика взял на себя один бывший посол. При допросе присутствовали два высокопоставленных представителя службы безопасности. Они задавали мне вопросы не по формуляру, а конкретно по моему делу.

Я получил вид на жительство. Он вступил в силу 12 декабря 1973 г. Так как я не знаю своего дня рождения, а для моего личного номера она был обязательно нужен, я выбрал 12 декабря, дату моего второго рождения. Чудесным образом мне удалось покинуть живым мою страну, а теперь я обрел новую родину.

Я никогда не допускал мысли о том, чтобы сдаться, даже в самые черные часы после провала путча и во время бегства, никогда не намеревался прекращать борьбу за демократию и права человека. Даже если бы государственный переворот удался и начались серьезные революционные изменения, я никогда не стал бы сидеть, сложа руки.

Человек остается человеком и не утрачивает свои дефекты и пороки со сменой политического курса. Злоупотребление властью, социальная несправедливость и вульгарный эгоизм, конечно, не вымрут и в революционном обществе.

Борьба, которую мы ведем против тирании, гнета и бесправия, никогда не будет закончена. Нельзя одержать окончательную победу в борьбе за свободу. Ее придется продолжать, пока существует человечество. Чем больше несправедливостей и препятствий на своем пути я встречал, тем сильней становилась моя воля продолжать борьбу. Даже в Швеции, где права человека воплощены в жизнь в столь большой степени, люди продолжают борьбу за улучшение системы.

Я по-прежнему убежден, что глубокие изменения и демократическая революция в Марокко - лишь вопрос времени. С моим участием или без него, революция произойдет. Я по-прежнему считаю своим долгом и своим правом продолжать борьбу за освобождение моей родины от тирании, за ее лучшее будущее. Я не предам моих друзей, которые пали в этой борьбе.

Этот обет я дал в память о 15 моих товарищах-офицерах, которые умерли после второй попытки путча под градом пуль расстрельной команды, а также в память о более чем тысяче других людей которые вследствие своего участия в первой попытке путча продолжают томиться в тюрьмах, в нечеловеческих условиях. Никогда я не посрамлю их памяти, изменив своим идеалам.

 
Даруй мне хладнокровие, чтобы смириться с вещами, которые я не могу изменить!

Даруй мне мужество, чтобы изменить вещи, которые я могу изменить!

Даруй мне мудрость, чтобы отличить одно от другого!
 

3.

Сионизм это
невидимая и
мощная империя   

Цитата из журнала «Юдиск Крёника», № 1, февраль 1988 г.:
 

« В подготовленной Социалистическим интернационалом докладе об антисемитизме в СССР цитируется статья из одной советской газеты, в которой говорится следующее:
 

«Сионизм это невидимая, но большая и мощная империя финансистов и промышленников, империя, не обозначенная ни на одной карте мира и тем не менее существующая и действующая во всем капиталистическом лагере. Сионисты из числа американских евреев владеют 80% местных и международных СМИ».
 

Почти одновременно Сигберт Аксельсон пишет в журнале Кристет Фозум: «Сионисты полностью господствуют в СМИ западного мира и уверены в своей гегемонии в этой области. Они полны решимости помешать широкой общественности получать объективную информацию и обычно им это удается».
 

В недавно вышедшей книге бывшего ближневосточного корреспондента газеты  Дагенс Нюхетер  Оке Рингберга «Кровь в Бейруте» автор пишет о еврейском меньшинстве в США. Власть евреев это «угроза свободе мнений и информации», которая принимает формы «убийств, угроз убийства, поджогов, оскорблений, взрывов во время собраний и т. п.».
 

Радио Ислам формулирует это так: сионистская пропаганда взяла под свой контроль важнейшие СМИ. Этому предшествовала тщательная подготовка:
 

«Сионисты прочно держат в своих руках все американское кино, телевидение, прессу, книгоиздательство, и их продукция распространяется во всем мире. И в Швеции сионисты целенаправленно продвигают своих верных сторонников на стратегически важные позиции в СМИ» ».
 

 4.

ориентиры по теории и практике сионизма
 

Государство Израиль основано на доктрине или идеологии, которая называется сионизмом. Без сионизма нет Израиля. Евреи появились в Палестине недавно. Государство Израиль, возникшее в 1948 г., расположено на арабской территории, где с незапамятных времен жили палестинцы. В 1917 г. евреи составляли всего 4% населения этой области. С помощью насилия и террора были изгнаны 750.000 палестинцев, половина тогдашнего палестинского народа. Их место заняли еврейские пришельцы, большей частью из Европы.

 

Их массовая иммиграция началась до основания государства Израиль и беспрепятственно продолжалась позже. Оставшихся палестинцев систематически лишали прав и безжалостно угнетали израильские оккупанты. Сегодня палестинцев около 5 млн., половина их живет под оккупацией, половина в изгнании.

 

Государство Израиль было признано ООН через головы палестинцев невзирая на все протесты с арабской стороны. Но ООН вообще не имела права дарить уже заселенную страну или часть страны другому народу. ООН явно превысила свои полномочия, когда ее члены под американским давлением (кстати, совсем незначительным большинством) признали еврейское государство Израиль. Правда, позже ООН заклеймила сионизм как разновидность расизма.

Израиль, который признала тогда ООН, по плану раздела от 1947 г., включал в себя 57% территории Палестины. Остальная часть отводилась палестинцам. Но позже Израиль присвоил всю территорию Палестины в ходе войны против соседних арабских государств. После шестидневной войны 1967 г. он аннексировал Восточный Иерусалим и Голанские высоты, захватил полосу Газа и западное побережье реки Иордан. В этих областях правит израильская военная администрация, сотни тысяч еврейских колонистов строят там свои поселения. Израиль планирует присоединить к себе и эти территории, но постепенно, строя все новые поселения и всеми возможными средствами выдавливая палестинцев из их страны, как делалось раньше, при основании государства Израиль.

 

Таким образом, еврейское государство не только отняло у палестинцев их страну в результате бесцеремонной захватнической политики, но и проявило пренебрежение к мировому общественному мнению, не обращая внимания на осуждающие резолюции ООН и других международных организаций. За свою менее чем полувековую историю Израиль провел пять войн, постоянно бомбил лагеря беженцев, уничтожил 100.000 палестинцев, христиан и мусульман, и унизил миллиард мусульман.

 

Израиль – маленькое государство, живущее на международных дотациях, но обладающее ядерным оружием. В экономическом плане оно целиком зависит от многих миллиардов долларов, ежегодно получаемых, прежде всего, от США. Американцы снабжают Израиль и самым современным оружием. Почему все это возможно?


 

Ответ на этот вопрос прост: сионизм. Источник и движущая сила сионизма – иудаизм, еврейская или ветхозаветная вера. Ее столпы – следующие убеждения:

 

1) Евреи – народ, избранный богом среди других народов (2-я книга Моисея, 19, 5-6).

 

2) Евреи получили от бога право занять земли других народов от Нила до Евфрата (1-я книга Моисея, 15, 16-21). Таким образом, создание Великого Израиля – право, дарованное евреям богом. Этим объясняется и то, что Израиль никогда четко не определял свои границы. Он настроен на все новые захваты и ведет целенаправленную экспансионистскую политику. Как говорил Моше Даян, границы Израиля там, докуда дошла израильская армия.

 

3) Евреям дано богом право истреблять, изгонять и порабощать другие народы в пределах Земли обетованной (5-я книга Моисея, 7, 1-9, 16). Разумеется, евреям дано богом и право присваивать собственность других народов в этой земле, обещанной им богом (5-я книга Моисея, 6, 10-19).

 

4) Для сионистов, священное писание которых – Тора, т. е. пятикнижие Моисеево, нет никаких моральных стеснений в отношениях с другими народами: они существуют лишь для того, чтобы подчиняться евреям и служить им. В 60-й главе книги пророка Исайи «Будущее царство Сиона»», этот пророк говорит: «Чужие построят твои стены, и их цари будут тебе служить… Твои врата должны быть всегда открыты и не закрываться ни днем, ни ночью, чтобы тебе приносили богатства народов и приводили к тебе их царей. Ибо те народы и царства, которые не захотят тебе служить, погибнут, а народы будут разорены» (Исайя, 60, 10-12).
 

6.

Израиль
– это заблуждение!

 

Евреи утверждают, что Палестина это страна, обещанная богом Аврааму. Они утверждают также, что бежали туда из египетского плена и основали там свое царство. Давид и Соломон правили в Иерусалиме, и Соломон построил там свой громадный храм.

 

Странно, но археологам не удалось обнаружить никаких следов этого еврейского царства или храма Соломона. Но, в сущности, это не так уж и странно. Евреи пришли после египетского плена не в Палестину и Соломон не строил храма в Иерусалиме.

 

Профессор американского университета в Бейруте Камаль Салиби основательно изучил древнюю историю Аравии и сделал при этом открытие, что древнее еврейское царство, которое существовало до вавилонского пленения и было разрушено вавилонянами в 587 году до н. э. находилось не в Палестине, а на Аравийском полуострове, к югу от нынешней Мекки.

 

Он локализовал названные в Библии места в этой области. В Библии нигде не говорится, что Иордан это река. Салиби доказал, что раввины, которые в VIII веке н. э. пытались переводить древнееврейский текст, не имевший гласных, вставили между согласными не те гласные и в результате получили совершенно неправильный текст, содержание которого во многих случаях непонятно.

 

На основании методичных исследований языка Салиби разработал правильное толкование текста, и библейская история целиком совпала с географией указанной зоны на Аравийском полуострове. Иордан это не река, а горная цепь, отделяющая побережье от внутренней части полуострова.

 

Содом и Гоморра, которые были разрушены землетрясением, находились в вулканической области, где позже наблюдались 1820 извержений. До сих пор считалось, что оба этих города находились у Мертвого моря, но в этой местности никогда не проявлялась вулканическая активность. Этот факт – что древнееврейское, обещанное Моисею богом царство находилось не в Палестине – объясняет, почему археологи не обнаружили в Палестине никаких следов этого царства. Страна, которую Моисей отвел евреям, вообще находилась не в Палестине, а совсем в другом месте. Книга профессора Салиби переведена на английский язык под названием «Библия пришла из Аравии».